То тут, то там Хило видел выцветшие дорожные знаки на шотарском. Даже знаки поновее, на увиванском, были полны заимствованных слов, а большинство увиванцев носили шотарские или похожие на шотарские имена. Как и Кекон, острова Увива до Мировой войны были оккупированы Шотарской империей. Но в отличие от Кекона не были нефритовым камушком архипелага, а кланы Зеленых костей не вели долгую партизанскую войну с иностранцами. Увиванское сопротивление быстро сокрушили, и шотарцы железной рукой правили островами семьдесят лет. После поражения в Мировой войне Шотару пришлось вернуть острова Увива их народу, но независимость принесла неоднозначные результаты. Теперь обедневшая страна славилась по всему миру экспортом сельскохозяйственной продукции, прекрасными пляжами для туристов и нефритовой контрабандой.
– Коул-цзен, – заговорил по пути Лотт. – Кто те люди, которые работают на Запуньо?
– Баруканы, – ответил Хило. – Шотарские бандиты.
– На них столько бутафорского нефрита, как будто они ограбили магазин маскарадных костюмов, – фыркнул Тар.
– Особо не задирай нос, – резко осадил его Хило. – Там, куда мы едем, на каждого из нас придется несколько баруканов. И ты не считаешь их опасными только из-за жалкого вида?
Хило еще сердился на Тара из-за недавней оплошности и неспособности найти убийцу Лана и вернуть семье украденный нефрит. Колосс погрузился в мрачное молчание, его аура ощетинилась.
Машины свернули на гравийную дорогу, идущую по гребню холма и опускающуюся в неглубокую долину, из-под колес заструились длинные клубы пыли. Кавалькада обогнула искусственное озеро в окружении сада с каменными увиванскими изваяниями, расставленными среди тропических цветов. На дальнем берегу озера дорога упиралась в красный двухэтажный особняк в старошотарском колониальном стиле: большие квадратные окна под остроконечной черепичной крышей, широкие балконы на фасаде с каменными колоннами и одноэтажные пристройки по обеим сторонам от главного здания. Машины остановились у входа.
По пути к поместью Хило заметил караульные башни с вооруженными винтовками часовыми и многочисленную охрану около дома в дополнение к тем людям, которые встретили их в аэропорту. Выйдя из машины, он увидел электронные замки на дверях, а камеры и датчики движения были скрытно установлены в каждой щели традиционной архитектуры. Резиденция Запуньо была роскошной крепостью. Старший барукан, говоривший с ним в аэропорту, прошел вперед и придержал дверь. Поднимаясь по лестнице, Хило велел Вину идти рядом.
– Сколько? – тихо спросил он.
– Двадцать два человека внутри и вокруг дома, Хило-цзен, – прошептал Вин. – Четырнадцать с нефритом, но… его не так много, как они пытаются представить.
Хило довольно кивнул – его собственные оценки подтвердились.
– Будь начеку, – сказал он, и Вин кивнул.
Чутье Пальца было и впрямь превосходным – большая часть нефрита на баруканах Запуньо оказалась обычными декоративными камнями, кеконцы называли их бутафорским нефритом. При встрече с загорелым предводителем баруканов Хило подметил, что только пять камней в его ожерелье – подлинный нефрит. Но простой обыватель, не Зеленая кость, то есть почти каждый увиванец, не сумел бы определить несоответствие нефритовой ауры, и баруканы выглядели грозными и опасными, как лучшие воины Кекона. Правда, ни один Кулак Равнинных не стал бы носить нефрит так неуклюже, на болтающихся цепочках и браслетах – в бою это непрактично.
Такая показуха не означала, как Хило уже напомнил Тару, что эти люди не опасны, но вызвала у Колосса презрение. По-шотарски слово «барукан» означало одновременно гостя и незнакомца, так называли незваного и нежеланного гостя, к примеру, инспектора из головного офиса или ворчливую тещу. Однако в последние двадцать лет слово стало синонимом кеко-шотарских бандитов. Во время иностранной оккупации Кекона сотни и тысячи кеконцев насильно или добровольно переселились в Шотар. Их потомки стали маргинальным меньшинством, и многие занимались нелегальной торговлей нефритом или криминальными делами.
Кеконцы называли их баруканами и полукостными, относясь с презрением и жалостью.