– А смерть старого князя? – спросил Сергей Ильич. – Уж очень удобно вышло для преступницы.
– Весьма подозрительная смерть, – согласился Фандорин. – Вполне вероятно, что не обошлось без яду. Вскрытия, разумеется, не производили – отнесли внезапную кончину за счёт отцовского горя и склонности к апоплексии, а между тем очень возможно, что после этакой ночи пустяк вроде отравления родного отца Полиньку бы уже не смутил. Впрочем, произвести эксгумацию не поздно и сейчас. Яд долго сохраняется в костных тканях.
– Держу пари, что князь был отравлен, – быстро произнесла Лидия Николаевна, обернувшись к Архипу Гиацинтовичу. Тот сделал вид, что не слышит.
– Изобретательная версия. И остроумная, – медленно проговорил Мустафин. – Однако нужно иметь слишком живое воображение, чтобы представить княжну Каракину в наряде Евы, разделывающую хлебным ножиком труп собственной сестры.
Снова все заговорили одновременно, с одинаковой горячностью отстаивая обе точки зрения, причём дамы в основном склонялись к версии Фандорина, а мужчины её опровергали, почитая невероятной. Сам виновник спора в дискуссии участия не принимал, хотя слушал доводы сторон с большим интересом.
– Ах, да что же вы молчите! – воззвала к нему Лидия Николаевна. – Ведь он (показала она на Мустафина) спорит против очевидного, только чтоб заклад не отдавать! Скажите же ему. Приведите ещё какое-нибудь основание, которое заставит его замолчать!
– Я жду, когда вернётся ваш Матвей, – кротко ответил на это Эраст Петрович.
– А куда вы его послали?
– В генерал-губернаторскую канцелярию, на телеграфный пункт, он работает к-круглосуточно.
– Но ведь это на Тверской, в пяти минутах ходьбы, а миновало уже больше часа, – удивился кто-то.
– Матвею велено дождаться ответа, – пояснил чиновник особых поручений и вновь замолчал, а всеобщим вниманием завладел Архип Гиацинтович, который произнёс обширную речь, доказывавшую совершённую невозможность версии Фандорина с точки зрения женской психологии.
В самом эффектном месте, когда Мустафин убедительно говорил об исконных свойствах женской натуры, которая стыдится наготы и не выносит вида крови, дверь тихо отворилась, и вошёл долгожданный Матвей. Бесшумно ступая, приблизился к коллежскому асессору и с поклоном протянул листок.
Эраст Петрович развернул, прочёл, кивнул. Хозяйка, внимательно наблюдавшая за лицом молодого человека, не утерпела и вместе со стулом придвинулась к нему поближе.
– Ну, что там? – шепнула она.
– Я был прав, – тоже шёпотом ответил Фандорин. В тот же миг Одинцова торжествующе перебила оратора:
– Хватит нести вздор, Архип Гиацинтович! Что вы можете понимать в женской натуре, вы и женаты-то никогда не были! У Эраста Петровича есть решительное доказательство!
Она взяла из рук коллежского асессора телеграфный бланк и пустила его по кругу.
Гости с недоумением прочли депешу, состоявшую всего из трёх слов: «Да. Да. Нет».
«И это всё? Что это? Откуда?» – таков был общий тон вопросов.
– Телеграмма прислана из русской миссии в Б-бразилии, – стал объяснять Фандорин. – Видите дипломатический гриф? У нас в Москве ночь, а в Рио-де-Жанейро как раз присутствие. На это я и рассчитывал, когда велел Матвею дожидаться ответа. Что же до депеши, то узнаю лаконичный стиль Карла Ивановича. Моё послание звучало так. Матвей, верните-ка листок, который я вам давал. – Эраст Петрович взял у лакея бумажку и прочёл. – «Карлуша, срочно сообщи следующее. Замужем ли проживающая в Бразилии российская подданная урождённая княжна Анна Каракина? Если да, то хром ли её муж? И ещё: есть ли у княжны на правой щеке родинка? Все это необходимо мне для пари. Фандорин». Из ответа посланника явствует, что к-княжна вышла замуж за хромого и никакой родинки на щеке у неё нет. Зачем ей теперь родинка? В далёкой Бразилии нет нужды прибегать к подобным ухищрениям. Как видите, дамы и господа, Полинька жива и благополучно вышла замуж за своего Ренара. У страшной сказки вполне идиллический конец. Кстати, отсутствие родинки лишний раз подтверждает, что Ренар был соучастником убийства и отлично знает, что женат именно на Полиньке, а не на Анюте.