Нефритовые скалы

В Сюаньчжоу в башне Се Тяо [316] пирую на прощанье с господином Шу Юанем

Тот, кто покинул меня и ушел
солнце вчерашнего дня не вернет.
Тот, кто смутил мое сердце,
с солнцем сего дня найдет тьму забот.
Ветер протяжный на тысячи ли[317]
вдаль провожает гусей.
К ветру лицом — все нипочем —
в башне кутить веселей.
В сердце Пэнлая[318] пылает века
кости цзяньаньской строка[319].
Ей не уступит Се Малого стих[320],
чист, как струя родника.
Вновь пробуждаются образы в нас,
мысли, как птицы, вольны,
В небо ночное взлетают они
глянуть в зерцало луны.
Меч обнажив, рассекаю реку —
так же бурлива река.
Ковш осушив, пресекаю тоску —
так же тосклива тоска.
Жизнь человека в юдоли земной...
это меж строк опущу!
Волосы завтра с зарей распущу,
на воду лодку спущу[321].

Удалившемуся от мира почтенному наставнику, ищущему гармонию

Голубит небеса
вершин лазурных стая.
Годам потерян счет,
даль без конца и края.
Отшельник ищет Путь
и тучу понукает[322],
У древа бытия
в язык ручья вникает.
Там нежные цветы,
там черный буйвол дремлет.
Высоких сосен шум —
им белый аист внемлет.
Пока искал слова —
на воду солнце село.
Спускаюсь в дым сует
из горного предела.

Пою о расставании с горой Матерь Небес [323] , по которой гулял во сне

О далеком острове Инчжоу[324]
рассказал моряк.
Прячут его волны-исполины,
сокрывает мрак,
не дойти никак.
Молвил и о Матери Небесной
некто из Юэ[325],
Что из пены горней возникает
в радужном огне,
в яви и во сне,
И уходит в небо — как дорога,
словно столп, стройна,
Пять Вершин[326] — как выдернула с корнем,
вовсе не видна
Красная Стена[327],
Даже и Небесная Терраса[328] —
в сорок восемь тысяч чжан[329] —
И она покорно голову склонила
пред владычицей небесных стран.
Молвленным путем от Матери Небесной
перейти бы вброд, доверясь сну,
Озера Зеркального луну[330]
и попасть в Юэ и У.
Вот луна озерная пронзает
тень мою насквозь,
До Точащего[331] сопровождает,
где и довелось
Князю Се заночевать когда-то...[332]
Незабвенный миг.
Здесь и ныне голубые реки,
заводей прозрачных лик,
обезьяний крик.
Горные сандальи
князя Се надел,
По ступеням туч ненастных
во плоти взлетел.
Средостенье...
вижу, всходит солнечный из моря
круг.
В выси горней —
слышу — зорю бьет Заоблачный
Петух[333].
Бездорожье... тысячи извивов,
поворотов тьма,
Одурманенный цветами, пал на камень,
как сошел с ума,
навалилась тоска
Рев медведей, стон драконов, грохот скал,
звон родников.
Оторопь берет при встрече
с духами лесов,
с трещинами ледников.
Тучи, полные дождя,
ах, черны-черны.
Реки, дымкою дымя,
ах, мутны-мутны.
Раскололось небо, разломалось:
грянул гром впотьмах.
Пики, скалы, горы и пригорки —
разлетелись в прах!
Отворились Каменные Двери,
отгремела падь.
Вот он Путь в Небесные Пещеры[334] —
жить — не умирать!
Затопила темень все пределы,
и не видно дна.
Золотые пагоды, террасы
озаряют солнце и луна...
Радуга нарядов, ах,
ветер — конь земли.
Облаков владыки, ах,
наземь толпами сошли.
Феникс тянет колесницу,
тигр по струнам бьет — внемли!
А бессмертных сколько, ах,
сколько конопли...
Вдруг коснулся страх души нетленной,
дрожь в душе земной,
Дикий вихрь испуга,
долгий стон немой.
И — все то же: валик и циновка...
оборвался сон,
Распростился с тем туманом,
той зари лишен.
Вот бы так и в мире преходящем:
радость на весь срок...
Испокон веков текут заботы —
воды на Восток...
Разлучен с Владыками... вернусь ли?
примут ли в бессмертный хор?
Что же, пестуй Белого оленя[335]
среди черных гор
И для встречи с Матерью Небесной
спину гнуть в кольцо?!
Скажут ли тогда «открытый сердцем»,
поглядев в лицо?

316

В Сюаньчжоу, в башне Се Тяо... — Поэт Се Тяо построил эту башню, когда был здесь правителем округа.

317

Ли — первоначально "переход", расстояние между двумя селениями, в которых делались остановки. Впоследствии стандартная мера длины, величина которой колебалась в разные эпохи; в среднем — 0,4 км.

318

В сердце Пэнлая... — Пэнлай — мифический остров-гора, затерянный где-то в Восточном море, обитель бессмертных.

319

...кости цзяньаньской строка... — Цзяньань (установление спокойствия) — девиз 196-220 годов в правление последнего императора династии Хань, Сюаньди. Именно на эти годы фактического крушения империи в Китае приходится первый взлет индивидуальной поэзии, породивший плеяду славных имен (поэты семьи Цао и "семь цзяньаньских мужей"). "У этих семи мужей в учености нет упущений, в словах нет заимствований, — писал о них современник, поэт Цао Пи. — Все они чувствуют себя несравненными скакунами, пролетающими тысячу верст, и, запрокинув головы, несутся галопом, нога в ногу..." Их творчество, родившееся в смутное время, было поэзией страдания и печали, "однако кость их была крепка". Это выражение следует понимать, памятуя, что старая китайская критика усматривала в произведении — подобии живого существа — три слоя: пребывающий в движении жизненный эфир, т. е. дух а затем костяк и плоть. Плоть поэзии составлял ее, так сказать, "явленный элемент" — слова, тропы, образы, костяком же были их внутренние связи — мысли, идеи, чувства.

320

Се Малого стих... — Се Малый — прозвище поэта Се Тяо, в отличие от Великого Се, его родича, поэта Се Линъюня.

321

Волосы завтра с зарей распущу [...] лодку спущу. — Регламентация прически была частью "китайских церемоний": распустить волосы мог лишь человек, ставший отшельником или соблюдающий траур по кому-то близкому.

И распущенные волосы и лодка, которую хочет раздобыть герой стихотворения, служат знаком того, что Ли Бо жаждет уйти из суетного мира. В то же время эти образы — символ печали и расставания.

322

...и тучу понукает... — Считалось, что человек, достигший высокой степени духовного очищения, даосский бессмертный, мог летать в поднебесье на тучах, понукая и погоняя их плетью. Бессмертные летали также на белых журавлях (или аистах), а Лаоцзы отправился в свое последнее путешествие на запад верхом на быке.

323

...с горой Матерь Небес... — имеется в виду знаменитая гора на юге Китая.

324

Инчжоу — мифический остров в Тихом океане, обитель бессмертных.

325

Юэ — первоначально название древнего царства; впоследствии в широком смысле так назывался юг Китая, место распространения диалекта юэ в узком смысле обозначение двух южных провинций Гуандун и Гуанси.

326

Пять Вершин — пять священных гор Китая, расположенных соответственно по четырем сторонам света (плюс центр) и являвшихся как бы опорами небосвода.

327

Красные Стены — букв, название т. н. Красных Скал — ущелья недалеко от Ханькоу в нынешней провинции Хубэй. Оно известно в китайской истории как место кровавой битвы, происшедшей здесь в 209 г.

328

Небесная Терраса — гора, расположенная на северо-западе от Матери Небес.

329

Чжан — китайская мера длины, более 3 м. Высота горы явно преувеличена.

330

...Озера Зеркального луну... — Зеркальное озеро находилось в уезде Шаосин (территория современной провинции Чжэцзян); славилось своей красотой. Однако уже в эпоху владычества монголов озеро начало зарастать и впоследствии исчезло совсем.

331

До Точащего... — Точащий — название источника.

332

...князю Се заночевать когда-то... — Имеется в виду поэт Се Линъюнь, который, как известно, увлекался горными прогулками и даже изобрел для них нечто вроде альпинистских ботинок на деревянной подошве с шипами (см. далее в стихотворении: "Горные сандальи князя Се...").

333

...Заоблачный петух... — Небесный петух, согласно мифу, жил на гигантском дереве у Восточного моря и каждое утро возвещал зарю, а ему откликались все петухи Поднебесной.

334

Небесные пещеры — жилище бессмертных.

335

...пестуй Белого оленя... — Белый олень чудесным образом переносил по земле даосских бессмертных и магов, близких к достижению бессмертия. Являлся как бы формой материализации их духа, стремления «странствовать по беспредельности». «Пестовать Белого оленя» — значит пестовать свой дух, чтобы стать вровень с бессмертными небожителями, теми, кто явился воображению поэта.