— Сюда! — наконец услышала Мэй и прошла вслед за менеджером.
Они попали в узкий коридор, обшитый деревянными панелями, который привел их на противоположный край здания, обогнув его по кругу. Музыки здесь не было слышно, ощущались только удары большого барабана.
— Прошу вас! — Менеджер открыл дверь и жестом пригласил Мэй войти. — Господин Сун, к вам пришли! — доложил он скрипучим голосом и, щелкнув ручкой, исчез.
В комнате не было ни единого окошка. Посередине стоял низкий черный столик, окруженный мягкими подушками. По краям потолка светились розовые неоновые лампы.
За столом на подушках восседал Сун Кайшань. Перед ним стояли тарелочки со всевозможными закусками — соленые яйца, маринованные свиные ушки, жареные орешки. Бросалась в глаза красно-белая этикетка на бутылке рисовой настойки «У Лян Е», рядом горела спиртовка из белого фарфора для ее подогрева.
— Я приехал пораньше. Надеюсь, вы не возражаете, — произнес Сун, показывая на бутылку.
По нему трудно было определить, как долго он здесь сидел и как много выпил. Воздух настолько пропах рисовой настойкой, что и свинья надышалась бы допьяна. Сун простер белую руку, приглашая Мэй сесть. В очках без оправы его лицо выглядело еще более интеллигентным и непроницаемым.
— Надеюсь, вы довольны тем, что я сделал для вашей матери.
Мэй села, утонув в мягких подушках и подтянув к груди согнутые в коленях ноги. Она знала, что должна быть благодарна Суну, и, возможно, ей следовало сказать ему об этом. Нетрудно вести себя подобострастно с элегантным мужчиной, но Мэй не желала заигрывать с Суном.
— Разговор будет не о матери. Я здесь по поводу нефритовой печати и человека по имени Чжан Хун.
Лицо Супа осталось бесстрастным.
— Хотите послушать одну занятую историю? — спросила Мэй.
Тот не спеша налил рисовой настойки в нагреватель. По комнате тут же распространился резкий запах.
Не дождавшись ответа, Мэй продолжила:
— Тридцать лет назад два молодых сотрудника секретной службы отправились в Лоян со специальным заданием. Древнюю столицу потрясало вооруженное выступление десятков тысяч хунвейбинов, уничтожавших пережитки прошлого — музеи, книги, интеллигенцию. Однако по ходу дела они раскололись на фракции и передрались между собой. Сотрудники секретной службы должны были поддержать выступление «красных охранников» и собрать информацию об антимаоистских настроениях в провинции.
В одной из фракций верховодил подросток по имени Чжан Хун, жестокий отморозок и игрок по натуре. Вероятно, он видел, как один из пекинских эмиссаров присвоил ценный музейный экспонат, поделку из нефрита, и, не будь дураком, сцапал кое-что и для себя — ритуальную чашу эпохи династии Хань. Чжан Хун ничего не понимал в антиквариате, но все же котелок у него худо-бедно варил.
Через тридцать лет все переменилось. Революции давно вышли из моды. Теперь бал правят деньги. И Чжан Хун приезжает в Пекин, чтобы загнать подороже древнее гончарное изделие, которое стащил в старом лоянском музее. И моментально становится богатым.
Что предпримет отморозок вроде Чжан Хуна, если у него заведутся деньги? Станет ими сорить. У Чжан Хуна началась жизнь, о какой ему и не мечталось. Он селится в роскошной гостинице, цепляет девушку в ночном клубе и напропалую играет в карты.
Но очень скоро проигрывает все свои деньги и влезает в долги. Чжан Хун возвращается к торговцу, купившему у него ритуальную чашу, и просит помочь. Тот ему отказывает. Совершенно случайно Чжан Хун узнает на фотографии в лавке того самого сотрудника секретной службы, за которым подсматривал в лоянском музее. Его взрослый сын является деловым партнером этого торговца.
Чжан Хун решает пойти на шантаж, и через некоторое время его находят мертвым в гостиничном номере.
Сун Кайшань разлил подогретую рисовую настойку по фарфоровым стопочкам для себя и Мэй.
— Зачем вы рассказываете мне это?
— Ведь он шантажировал вас не только в связи с кражей музейного экспоната, не так ли? Хищение предметов национального достояния — мелкое преступление по сравнению с убийством. В Лояне многие лишились жизни. Скольких убили лично вы?
Мэй посмотрела на стопку с рисовой настойкой, но не притронулась к ней.
Сун покачал головой, засмеялся и выпил свою порцию.
— Боитесь? Думаете, я вам что-нибудь подсыпал? Мэй, у вас сложилось превратное представление обо мне! Я любил вашу мать. Возможно, до сих пор люблю. Хотя причинил ей немало горя. Я выслушал вашу историю. Послушайте теперь и меня. Я ждал этого момента тридцать лет. «Культурная революция»… В те времена безнравственные, отвратительные поступки были в порядке вещей. Люди убивали друг друга. Ваша мать задыхалась в этом беспределе.