– У твоей мамы была дрянная жизнь – и началась плохо, и закончилась плохо, – сказал Хило. – Ты не будешь таким же. Ты лучше натренирован. И все мы за тобой присматриваем. – Он выкинул окурок. – И если тебе понадобится, то есть СН-1.
– «Сияние», – произнес Анден название, использующееся на улицах. – Наркотик.
Хило презрительно поморщился.
– Я говорю не о том вареве, которое торчки с нефритовой лихорадкой стряпают в грязных лабораториях, чтобы продавать на улицах слабакам и иностранцам. СН-1 для военных, который эспенцы производят для спецназа. Он притупляет чувствительность и дает защиту, если тебе понадобится.
– Говорят, он ядовит и легко передознуться, что он укорачивает жизнь на много лет.
– Если ты не тренирован, иностранец с жидкой кровью и колешь его постоянно, как торчок, – резко отозвался Хило. – А ты не такой. Все люди разные, заранее не узнать, сможешь ты носить нефрит или нет. Я не говорю, что тебе будет нужна помощь, просто напоминаю, что она всегда наготове. Если тебе понадобится, мы достанем лекарство. Ты особый случай. Тут нечего стыдиться, Энди.
Только Хило всегда называл его этим звучащим по-иностранному именем. Поначалу Андена это раздражало, но теперь он не возражал, научился ценить то, что для Хило это подчеркивает их особые отношения. Анден заметил, что его сигарета сгорела. Он затушил ее и сунул окурок в карман, чтобы не мусорить в саду камней, заслужив упреки.
– Интересно, спасло бы «сияние» маму.
Хило пожал плечами.
– Возможно, если бы тогда лекарство уже существовало. Но у твоей мамы было много других проблем – уход твоего отца, самоубийство твоего дяди – это само по себе могло подтолкнуть ее на грань. – Он озабоченно посмотрел на Андена. – Эй, чего это ты вдруг разволновался? Скоро ты станешь Зеленой Костью, так что не смотри так хмуро. Я никогда не позволю, чтобы с моим кузеном что-нибудь случилось.
Анден обхватил руками свое побитое тело.
– Я знаю.
– И никогда об этом не забывай, – сказал Хило, прислоняясь к стене. – Кстати, Шаэ передает тебе привет.
– Ты с ней говорил? – удивился Анден. – Она вернулась?
Но Хило больше не улыбался и как будто не расслышал вопрос. Вместо ответа он пробормотал:
– Скоро ты нам понадобишься, Энди.
Он внимательно осмотрелся, словно подсчитывая учеников. Многие уже в той или иной степени были связаны с кланом – дети Зеленых Костей или Фонарщиков. Академия была главным поставщиком новых членов Равнинного клана, а Школа Ви Лон – членов Горного клана.
– Скоро нам понадобится каждый преданный новичок, – продолжил Хило. – Лан не хотел бы, чтобы я тебе рассказывал, но ты должен знать. Правда в том, что дедушка слегка не в себе и одной ногой в могиле. Айт Ю мертв, и эта упрямая сучка Мада скоро начнет с нами войну. Грядут неприятности с Горными.
Анден с тревогой посмотрел на кузена, но не знал, что сказать. Все лето в общежитии ходили слухи, что между кланами растет напряжение. Чьего-то старшего брата, Пальца, оскорбил кто-то из Горных, и они собирались устроить поединок. У другого тетю выкинули из дома, после того как здание отобрал застройщик, связанный с кланом конкурентов. И так далее. Но Анден и прежде слышал подобное, много раз за эти годы. Всегда происходили мелкие разборки между кланами. Запертому в стенах Академии Андену надвигающиеся проблемы, о которых говорил Хило, казались далекими, тревожными для кузенов, но никак не затрагивающими его самого, пока он не выпустится следующей весной.
Он ошибался. Проблемы настигли его на следующей неделе.
Глава 8. Встреча в Лодочный день
Все случилось из-за того, что он в одиночку пошел отлить.
В начале сезона тайфунов на Кеконе всегда устраивали Лодочный день, а три месяца спустя, по окончании, Осенний фестиваль. Смысл Лодочного дня заключался в подкупе раздражительного бога тайфунов Йофо, предстояло учинить достаточно разрушений, чтобы задобрить его на предстоящий год и избежать Очищения – самых жестоких тайфунов, выдирающих деревья, разносящих в щепки целые деревни и изменяющих пейзаж. Дети и взрослые делали бумажные кораблики (а также спичечные домики и модели автомобилей) и торжественно их уничтожали – обычно поджигали и поливали сильной струей, а иногда сбрасывали с высоты или давили ведрами с камнями и глиной. Вечером Лодочного дня гавань Жанлуна превращалась в место потешного морского сражения, заполнялась огнями, грохочущими пушками, а моряки сигали за борт в конце церемонии затопления пары старых судов.