Бартелми произнес одно-единственное слово — негромко, но четко: это была Команда. Рука его простерлась вперед в жесте отрицания. Выплеснувшаяся вода собралась обратно в жидкую колонну, которая с бульканьем уменьшилась и наконец совсем исчезла. Над промокшими полом и мебелью, волосами и одеждой поднялся пар и устремился в крут, исчезнув внутри, словно его поглотил воздух. Анни никак не могла отдышаться. Гувер принялся отряхиваться, хотя мех его уже высох.
— Да уж, — заметил Бартелми. — Ладно, на сегодняшний вечер достаточно. Немного беспокойнее, чем я ожидал. Именно с этим духом ты встретилась?
— Да. Он думал, что вы — кто-то другой, верно? Во всяком случае, поначалу. Значит… его вызывал кто-то еще?
— Я и прежде это подозревал. Вопрос в том, кто именно.
Беседуя с Анни, Бартелми одновременно вытянул руку вперед ладонью вниз. Мерцающий круг исчез. В комнате воцарилась кромешная тьма, и Анни поняла, что за сдвинутыми занавесками незаметно наступила ночь. Бартелми зажег свет и принялся подтирать с пола остатки порошка.
— Эффи Карлоу? — спросила Анни.
— Возможно.
— Если не считать того, что она мертва, а дитя намекнуло, что утопил ее именно водяной дух. И тем не менее он считал, что его призывает некто конкретный.
— Совершенно верно.
Бартелми достал из буфета бутыль и немного налил из нее в бокал. Жидкость была темно-бордовой, почти черной, с сильным фруктовым ароматом и еще более сильным запахом спирта. Он подал напиток Анни, и та осторожно его пригубила. Щеки у нее зарумянились.
— Через пару минут подоспеет ужин, а потом вызовем такси и отправим тебя домой.
Позже, когда Анни ушла, Бартелми сидел в кресле при свете свечи (ему нравилось зажигать свечи, они успокаивали) и сквозь щель в шторах любовался мерцанием случайно забредшей в поле зрения луны.
— Он отозвался на имя Рианны Сарду, — заметил Бартелми, видимо, обращаясь к Гуверу: больше в доме никого не было. — Однако первой должна была откликнуться на зов сама Рианна. Разве что она не могла…
Глава девятая
Буря и натиск
Натан осторожно закрыл заднюю дверь за собой и Хейзл, однако не рискнул опустить крючок: звук был бы слишком различим среди остального шума. Даже щелчок задвижки на двери в гостиную подверг их опасности быть обнаруженными. Пробравшись в дом, дети затаились на кухне и осмелились выглянуть только тогда, когда Бартелми и Анни были поглощены ритуалом и не замечали ничего вокруг. Верный Гувер не тявкнул и даже не вильнул хвостом. Теперь Натан и Хейзл, прокравшись через сад, выскочили в лес, слишком потрясенные увиденным, чтобы замечать темноту или возможную опасность. Стоило ребятам добраться до дороги, как тени кинулись за ними в погоню; однако Натан и Хейзл не забыли прихватить с собой талисманы, так что преследователям пришлось довольствоваться лишь возможностью дышать детям в спину.
— Он волшебник, — вымолвила Хейзл, когда дети оказались на достаточном расстоянии от дома. — Настоящий волшебник. Я о твоем дяде Барти. Или ведьмак.
— Нет, для ведьмака он слишком толстый. Ты где-нибудь видела толстых ведьмаков?
— Он в-волшебник, — повторила Хейзл. Язык ее заплетался на словах, как будто те были чередой непреодолимых препятствий.
— Твоя прабабка была ведьмой, — напомнил подруге Натан.
— Да, но все было… иначе. Она умела лишь привораживать да нашептывать проклятия: все это мелочи, ерунда, вовсе не такое…
— Какая разница, ведь ты все равно не веришь в магию.
— Можно подумать, у меня есть выбор, — проворчала Хейзл.
Некоторое время друзья шли молча. Позади на пустой дороге тени играли с ними в «бабушкины следы», затихая, когда Натан оборачивался.
— Они там, — проговорил он. — Гномоны.
Дети почувствовали, как страх тянется к ним, стараясь достать, но не может завладеть их умами, и без того переполненными всякими проблемами. Друзья лишь чуть прибавили шагу.
Когда они наконец выбрались из леса, Хейзл спросила:
— А что за история с женой Майкла и почему твоя мама узнала того духа? — Девочка по-прежнему не желала ни с кем обсуждать собственную встречу с головой из плошки.
— Мама далеко не все мне рассказывает, — ответил Натан, ощущая беспокойство.
Впрочем, и он делился с ней отнюдь не всем.
— Всегда они так, — мудро заметила Хейзл. — Моя мама мне вообще ничего никогда не говорит.
— Твоей маме не приходилось сталкиваться со злобными водными демонами, — тут же нашелся Натан.
— А может, приходилось. Я же говорю, она мне ничего не рассказывает…
Натан не слушал.
— Почему она мне не сказала? Неужели она по-прежнему думает, что меня надо оберегать от всего? Я же в состоянии позаботиться о себе даже в других мирах…
— Так вот почему ты так странно обгорел, — поддразнила Натана Хейзл.
— Ну, иногда я, конечно, совершаю ошибки. Если честно, меня до смерти пугает то, что сейчас со мной происходит. Нет смысла пытаться защитить меня — это просто бесполезно. Мне нужно большее. Но было бы неплохо, если бы она мне хотя бы просто доверяла.
Хейзл не нашлась, что ответить, — да Натан вроде бы и не ждал ответа; он был слишком поглощен собственными мыслями. Через некоторое время мальчик вдруг спросил:
— Что это?
— Что «что это»?
— Это.
Хотя лес кончился, до ближайших домов было еще далеко. Некто — или нечто — пробирался сквозь кустарник, шелестя травой и раздвигая ветви. Что-то скрывалось под густой листвой и спутанными стеблями — больше и материальнее гномона. Наконец стебли трав раздвинулись: на краткий миг показалось лицо, едва различимое в темноте. Но дети догадались, кто это.
— Узник! — громко прошипела Хейзл. — Он нас выслеживает.
— Он кого-то выслеживает, — поправил ее Натан.
Целенаправленно, хотя он и сам не представлял, с какой именно целью, мальчик направился к зарослям кустарника: лицо исчезло. Листва вздрогнула и замерла.
— Вот и все, — объявил Натан, как будто только и хотел, что напугать существо. На самом деле он очень встревожился. Оно должно было броситься прочь, а не оставаться поблизости от места своего длительного заключения, шпионя за людьми, которых даже не знает. И еще… зачем его заточили? Кто? И когда? Похоже, отыскать ответы на все вопросы в ближайшем будущем шансов не было. Натан повернулся к Хейзл: ему не терпелось скорее вернуться домой, и к тому же внезапно проснулся голод: как будто пиццу они ели сто лет назад.
Хейзл вернулась домой довольно поздно — а Анни еще позднее; Натан уже лежал в постели, читая книгу. Они пожелали друг другу спокойной ночи. Анни ужасно устала, но долго не могла уснуть, прокручивая в голове события того вечера. Натана же моментально накрыло забытье; погрузившись на сей раз в более или менее обычный сон, он несколько раз просыпался глубокой ночью, как будто подсознание проверяло, на месте ли его хозяин.
На следующей неделе наконец, состоялось долгожданное слушание по делу Эффи Карлоу. Как гласил вердикт, «смерть наступила в результате несчастного случая», и инспектору Побджою поручили другое дело.
— Я знаю, что вы хотите заниматься делом той пожилой леди, — сказал инспектору помощник старшего констебля, — но исходя из того, что у вас имеется, вы никогда ничего не докажете, даже если кто-то из родственников действительно столкнул ее в реку. Если мы добьемся признания вины, основываясь на косвенных уликах, любой сообразительный адвокат опровергнет его через десять минут.
— Девочка знает больше, чем говорит, — продолжал упорствовать Побджой. — Она намекнула, что миссис Карлоу убили на чердаке, а потом оттащили и бросили в реку. Мне бы бригаду экспертов, чтобы прочесать местность мелкой гребенкой…
— Сожалею. Мы больше не можем терять время и силы на это дело. Ограбление в Хеверли-холле сейчас важнее. Похищено полмиллиона в георгианских серебряных монетах и антикварные украшения, а в придачу еще куча всякой живописи, включая одно полотно Констебля и одно — Тициана, правда, сомнительного. Возможно, ограбление заказное, а судя по характеру взлома сигнализации можно сказать, что это были настоящие профессионалы.