Все взгляды обратились к представителю «Сотбис».
— Мне бы хотелось увидеть чашу, — заявил Алекс. — Моя мать говорила, что она проклята, и теперь я почти готов с ней согласиться: в воздухе как будто что-то нависло.
— Она была нашей тяжкой ношей, — сказала Ровена, — и нашей удачей. И приносила несчастье всем остальным, кто осмеливался завладеть ею.
— Великое сокровище, священная вещь, — добавил Эрик. — Если она находится здесь, то здесь она в безопасности.
Эпштейн кивнул охраннику.
— Мы откроем сейф, — решил он.
По мере того как Натан и Хейзл приближались к тропинке, ведущей к Торнхиллу, тучи мрачнели; почему-то они не громоздились ввысь, как обычно, а свисали вниз — громадные завесы кучевых облаков, едва не задевающие брюхом верхушки леса. По-прежнему стояла жара, и воздух вокруг дома словно был наполнен невидимыми булавками и иголочками. Издалека доносились приглушенные раскаты грома. «Они здесь», — сказал Натан, когда уже знакомый трепет пробежал по земле, преграждая друзьям путь в Торнхилл. Мальчик проследил взглядом за волной, всколыхнувшей травы. Ему показалось, что сейчас гномонам не до них с Хейзл: твари окружили дом, сохраняя некоторое расстояние, по-видимому, сдерживаемые какой-то силой — близостью железа или сильфиума. Ребята достали и вытянули перед собой дверные номерки — «Наши счастливые номера», как называла их Хейзл, — и прорвались сквозь кольцо призраков, без труда пробравшись к дому незамеченными; потом, пригибаясь под окнами, пробежали к черному ходу и укрылись в палисаднике. Натан проверил кухонную дверь.
— Мы сможем попасть внутрь? — прошептала Хейзл, когда он вернулся.
— Пока нет. Дядя Барти все время ходит туда-сюда — берет блюда или еще что-нибудь. Так что придется подождать.
— Вот-вот пойдет дождь…
Договорить Хейзл не успела. Несколько крупных капель упали детям на макушки, а потом облака вдруг раскисли, обрушившись на землю ослепляющей силой муссона. Натан что-то говорил — но гром глушил его слова. Так что он схватил Хейзл за руку и потянул под защиту стены, где широкий карниз хоть как-то укрывал от ливня. Небо расщепила молния, на миг ярко озарив сад и лес; друзья увидели, как под бешеным натиском дождя гнутся книзу ветви, ломаются стебли, вминаются в землю опавшие листья. Новые раскаты грома ударили по барабанным перепонкам; и опять сверкнула молния. Хейзл видела, как в считанных ярдах от нее вспышка вонзилась в самую землю, с шипением, слышимым даже сквозь рев ливня, опалив траву вокруг. Девочка гадала про себя, смогут ли гномоны выдержать подобный шум и свет или все же разлетятся: в такую непогоду было не отыскать глазами едва заметных признаков их присутствия. Дети промокли насквозь. Слипшиеся в крысиные хвосты волосы Хейзл распластались по лицу и лезли в глаза.
— Нечего нам тут делать! — прокричала она на ухо Натану. — Нужно идти.
Но пока дождь не приутих, им не удалось покинуть укрытия. Очередная вспышка молнии, похоже, угодила в провода: в соседнем окне на кухне погас свет. Несмотря на ранний послеобеденный час, вдруг сделалось темно. За грядкой фасоли что-то мелькнуло — нечто крупнее и плотнее, чем гномоны. Дети остановились как вкопанные; в тот же миг мимо них в дом проскользнула маленькая фигурка.
Внутри четверо склонились над чашей. Они были так поглощены созерцанием сосуда, что едва ли заметили, как сгустилась тьма и раздались первые раскаты грома. На миг в тусклом свете все лица обрели одинаково голодное выражение, один и тот же фанатичный блеск заплясал во взглядах. Потом Алекс отодвинулся — быть может, разочарованный тем, что предмет его изысканий не столь роскошен и витиеват, как он ожидал. К Эпштейну вернулась профессиональная отрешенность, и чары развеялись. Лишь Ровена и Эрик по-прежнему не могли отвести глаз от чаши.
— Та самая, — произнес Эрик. — Сокровище всех сокровищ. — Обычно звонкий голос его теперь звучал глухо. Ровене показалось, что по щеке Эрика ползет слеза.
Бартелми, предугадав возможные последствия бури, ушел за свечами. Охранник отдыхал, откинувшись на спинку стула, все еще прикованный к пустому сейфу. Его сослуживец спрятался от дождя за входной дверью; рядом пристроился бдительный Гувер.
— Из чего она сделана? — спросила Ровена у изгнанника.
— Из камня. Это эосианский нефрит — в давние времена его много и часто использовали. Теперь он встречается редко. Драгоценные камни называются эсон, они очень дорогие, но это не имеет значения. Важен только Санграаль.
— Ему впрямь все известно о чаше? — едва слышно пробормотал Эпштейн.
— Грааль имеет ценность там, откуда ты родом? — продолжала расспрашивать Эрика Ровена.
Последний ухитрился сделать неопределенное и вместе с тем эмоциональное движение рукой.
— Не имеет цены. Слишком священный.
— Бесценен, — подытожила Ровена. — Понимаю.
И тут погас свет. В комнату с неукротимой силой маленького торнадо ворвалось нечто, сопровождаемое неописуемым запахом — вонью не вполне животной, но и не человеческой. Ровена потянулась к чаше; Эрик медлил, не желая расставаться с Граалем; Эпштейн и Бирнбаум присоединились к склоке. Охранник попытался наброситься на вора, но забыл о наручниках и сильно ударился о сейф. Руки схватили добычу, хотя в темноте никто не мог разобрать, что к чему. «Она у меня!» — «Она у тебя?» — «У кого она?» — «А это еще что такое?» Чаша, выскользнув из множества пальцев, стала падать — но так и не достигла пола. Шаги удалялись в направлении кухни. Нечто, которое так никто толком и не разглядел, исчезло столь же мгновенно, как появилось. Вернулся Бартелми с канделябром, из коридора примчался Гувер, Свет упал на переплетение рук, хватающих пустоту. Ничто.
Эрик принялся браниться на своем языке, Эпштейн рухнул, едва не промахнувшись мимо стула, Алекс проговорил лишь «Боже мой», а Ровена выдала целую тираду ругательств, которых никто никогда от нее прежде не слышал.
— Взять след, — приказал Бартелми. Гувер выскочил из комнаты.
Снаружи Натан и Хейзл видели, как, крепко прижимая к груди добычу, появился вор. Переглянувшись, друзья бросились в погоню, забыв о ливне. Их цель двигалась быстро, явно не испытывая трудностей из-за ненастья, тогда как преследователи то и дело поскальзывались на мокрой листве и едва разбирали дорогу под ногами. Через несколько мгновений существо уже оказалось за пределами их ограниченного поля зрения. Как раз в этот момент Гувер нагнал друзей и большими прыжками помчался дальше в погоне за вонью, устранить которую не могла даже буря. Вскоре и пес скрылся из виду, хотя его отрывистый лай помогал ребятам следовать в верном направлении. Дождь поредел, и друзья побежали быстрее. Хейзл несколько раз спотыкалась и подставляла руки, чтобы не упасть, — так что теперь ее ладони были все в грязи. Натан лучше держался на ногах, зато его футболка стала зеленой от хлещущих ветвей, а грязь облепила джинсы до самых колен.
Бег ускорился — дети запоздало поняли почему: склон сделался круче, и они оба заскользили вниз. Хейзл, по пояс увязшая в кустах ежевики и прелой листве, принялась с трудом выбираться, едва не переплюнув Ровену в красноречии.
— Пошли, — позвал Натан. — Сейчас нельзя останавливаться.
Хейзл последовала за другом, стараясь не отставать, скорее из упрямства, нежели по желанию: интерес к приключению смыло дождем. Натан шел как можно быстрее — насколько позволяла осторожность. Впереди мелькнул хвост Гувера — грязный и мокрый, однако по-прежнему мелькающий из стороны в сторону. Внезапно пес замер, опустив голову. Беглец как сквозь землю провалился. Но Натан еще до того, как добрался до места, понял, куда подевался вор. Мальчик присел на корточки и сквозь знакомую дыру спрыгнул в часовню.
В дальнем конце помещения карлик тянулся, силясь поставить Грааль в нишу, где тот в свое время явился в видении Натану. Существо принялось напевать — нет, скорее бормотать — слова на незнакомом языке, том самом, что использовал Бартелми, призывая духов в круг, а быть может, и Грандир — извлекая изображения из магических шаров. Голос гоблина звучал грубо и хрипло, будто бы тот давно не разговаривал вслух. Натан бросился вперед, стараясь дотянуться до чаши, но беглец схватил его; оба повалились на землю, сцепившись и молотя друг друга кулаками, и ни один не мог взять верх. Натан слышал, как где-то позади его зовет Хейзл; Гувер отрывисто, глухо рычал, но не решался спрыгнуть вниз. И в этот миг чашу окружило зеленое свечение; изо всех уголков разрушенной часовни пополз шепот. Каким-то образом Натану удалось вырваться, он попытался подняться на ноги; противник ударил его головой в грудь, отбросив назад и выбив из легких весь воздух. Шепот утих; когда мальчик оглянулся, альков был пуст. Чаша исчезла.