Уж не взяли ли нас, чего доброго, в плен, испугался он. Но нет, рядом кто-то кричал по-английски. Так ведь это же Барэм, изумленно сообразил Лоуренс.
— Нет, сэр, ни шагу дальше, — твердо отвечал адмиралу Грэнби. — Если эти люди двинутся с места, Отчаянный, ты можешь сбить их с ног.
Лоуренс попытался сесть, и заботливые руки тут же поддержали его.
— Осторожно, сэр. Вам уже лучше? — Дигби сунул капитану пузырь с водой.
Лоуренс смочил губы, но пить из-за тошноты не решился.
— Помогите мне встать, — велел он хрипло, щурясь на свет.
— Нет, сэр, не надо, — зашептал Дигби. — Вы получили сильный удар по голове, а теперь вам грозят арестом. Грэнби приказал спрятать вас и подождать адмирала.
Лоуренс лежал на твердой земле. Передняя лапа Отчаянного охватывала его надежным кольцом, по бокам сидели на корточках впередсмотрящие Дигби и Аллен. С лапы стекали ручейки темной крови.
— Он ранен, — заметил Лоуренс, опять порываясь подняться.
— Мистер Кейнс уже пошел за бинтами. Пешер подранил нас сбоку, но не сильно — это просто царапины. — Дигби без труда удержал капитана: поврежденная нога не гнулась, а держать и вовсе отказывалась. — Не нужно, сэр. Бейливорт сейчас доставит носилки.
— Ну хватит. Я хочу встать, — резко бросил Лоуренс.
Отлеживаться не приходилось: Лентон не мог прибыть сюда сразу же после боя, а ситуация между тем принимала все более дурной оборот. Опираясь на хрупкие плечи крыльманов, он покинул свое укрытие.
Барэм стоял на лужайке с дюжиной морских пехотинцев — не тех лондонских молокососов, а закаленных солдат. Они притащили с собой пушку-перечницу — короткоствольную, правда, но на таком расстоянии дальнобойная и не требовалось. Барэм, лилово-красный, перестал спорить с Грэнби и свирепо уставился на капитана.
— Ага, вот и вы. Отсидеться вздумали? Уймите свое животное, а вы, сержант, арестуйте его.
— Никто из вас и близко не подойдет к Лоуренсу, — рыкнул Отчаянный, угрожающе приподняв когтистую лапу. Кровь, стекающая с шеи и плеч, делала его особенно страшным, жабо стояло торчком.
Солдаты дрогнули, но сержант сохранил спокойствие.
— Наводи, капрал, — скомандовал он и жестом приказал остальным поднять мушкеты.
— Отчаянный, стой! — воззвал Лоуренс. — Бога ради, не надо. — Но рассвирепевший дракон не слушал его. Ружейных пуль Лоуренс опасался не слишком, но перец, он знал, ослепит Отчаянного и разъярит еще больше — что будет иметь плачевные последствия как для дракона, так и для противостоящих ему людей.
Но тут деревья на западной стороне закачались, и над ними возникла огромная голова Максимуса. Медный регал встряхнулся и широко зевнул, показав устрашающие зубы.
— Разве бой не кончился? Из-за чего такой шум?
— Эй ты! — крикнул ему Барэм, указывая на Отчаянного. — Придержи этого дракона!
Максимус, как и все медные регалы, страдал дальнозоркостью. Чтобы рассмотреть происходящее, ему пришлось стать на дыбы. Он весил уже вдвое больше Отчаянного и был на двадцать футов длиннее. Крылья, которые он растопырил для равновесия, бросали вперед длинную тень и просвечивали красным на солнце.
Возвышаясь над всеми и вся, он запрокинул голову, всмотрелся и спросил Отчаянного:
— Зачем тебя надо держать?
— Не слушай его! — Отчаянный трясся от гнева, и кровь у него текла все сильней. — Они хотят забрать Лоуренса, посадить его в тюрьму и казнить. Я им этого не позволю! А тебя раздавлю, хотя Лоуренс и не велит, — свирепо добавил он, обращаясь к Барэму.
— Бог мой, — прошептал Лоуренс, только теперь поняв, чего по-настоящему боится Отчаянный. Тот уже однажды присутствовал при аресте, и вскоре арестованного предателя казнили на глазах у его собственного дракона. Это произвело крайне тяжелое впечатление на Отчаянного и других молодых драконов — неудивительно, что его теперь охватила паника.
Грэнби, используя отвлекающий фактор в лице Максимуса, сделал знак другим офицерам. Он, Феррис, Эванс, Риггс со своими стрелками — все выстроились в шеренгу перед Отчаянным с ружьями и пистолетами. То, что это было только бравадой — оружие они разрядили в бою, — нисколько не преуменьшало дерзости их поступка. Лоуренс зажмурился, сознавая, в какую переделку влип вместе с ним его экипаж. Еще немного, и все это заслужит справедливого названия «бунт».
Ружья морской пехоты не дрогнули, пушку спешно зарядили круглым перечным снарядом.
— Товсь! — подал команду капрал.