— Можете на нас положиться, сэр. Через неделю я буду совсем здоров.
В этом Лоуренс, пожалуй, был слишком оптимистичен. После ухода Лентона он хотел написать письмо, но голова опять разболелась. Выручил его Грэнби, взволнованный будущим путешествием и в грош не ставящий опасность, которая грозила его карьере.
— Как будто я мог поступить иначе, когда этот мерзавец приказывал схватить вас и наставлял на Отчаянного мушкеты! Выбросьте это из головы и говорите, что нужно писать.
Лоуренс больше не пытался призвать его к осторожности: преданность Грэнби не уступала силой былой неприязни.
— Всего несколько строк, пожалуйста — капитану Томасу Райли. Сообщите ему, что через неделю мы отплываем в Китай. Если он не против командовать транспортом, пусть, не мешкая, обратится в Адмиралтейство: Барэму срочно нужен кто-нибудь на пост капитана «Верности». Добавьте еще, что на меня ссылаться не надо.
— Понимаю. — Грэнби быстро настрочил требуемое. Почерк у него был не самый изящный, но поддавался прочтению. — А вы хорошо его знаете? Ведь нам придется долго иметь с ним дело.
— Да, очень хорошо. Он был у меня третьим лейтенантом на «Белизе» и вторым на «Надежном». Присутствовал при рождении Отчаянного. Отличный офицер и моряк — лучшего и желать нельзя.
— Я сам отнесу письмо курьеру и накажу ему проследить за доставкой. Славно будет, если нам достанется не какой-нибудь надутый индюк… — Тут Грэнби осекся в смущении: не так давно он считал «надутым индюком» и самого Лоуренса.
— Спасибо, Джон, — поспешно, щадя его, сказал Лоуренс. — Не стоит пока слишком на это надеяться: министерство вполне может предпочесть кого-то более опытного. — Про себя, однако, он считал эту вакансию превосходным шансом. Избытка добровольцев Барэму наверняка не представится.
Драконий транспорт, каким бы внушительным он ни казался сухопутному человеку, — судно не слишком завидное. Он подолгу простаивает в порту, ожидая своих пассажиров, а команда тем временем предается разгулу и пьянству. Бывает и так, что он месяцами торчит посреди океана, служа опорным пунктом для тех драконов, что путешествуют с пересадкой. Это еще хуже морской блокады, поскольку общества там нет никакого. Транспортам редко доводится участвовать в битвах, а стало быть, и призовые достаются им редко. Тот, кто может надеяться на лучшее, вряд ли захочет командовать таким кораблем.
Но «Надежный», сильно потрепанный штормом после Трафальгара, еще долго простоит в сухом доке. У Райли нет связей, чтобы получить новый корабль, и почти нет капитанской выслуги. Он будет не менее рад представившейся возможности, чем Лоуренс — перспективе выйти в море с таким капитаном, а Барэм скорее всего ухватится за первого же охотника.
Весь следующий день Лоуренс со столь же малым успехом корпел над другими необходимыми письмами. Состояние его дел не предусматривало долгого путешествия вне досягаемости курьерской почты. Притом за последние тяжкие недели он совершенно забросил личную переписку и теперь непременно должен был ответить нескольким адресатам, в первую очередь родственникам. Отец после битвы при Дувре немного смягчил свое отношение к новой профессии сына. Напрямую письмами они пока не обменивались, но Лоуренсу по крайней мере не приходилось больше скрывать своей переписки с матерью — все недавние послания он открыто адресовал ей. Последние события могли подвигнуть отца на повторный запрет этой привилегии, однако Лоуренс надеялся, что тот услышит о них лишь в самых общих чертах. Барэму невыгодно было расстраивать лорда Эллендейла — особенно теперь, когда их общий политический союзник Уилберфорс на новой парламентской сессии собирался вновь выступить за отмену рабства.
Другие корреспонденты, которым предстояло увидеть сильно изменившийся почерк Лоуренса, были в основном морскими офицерами, хорошо понимавшими, что такое внезапный отъезд. Многочисленность писем, при всей их краткости, сделала свое дело. К следующему визиту Джейн Роланд Лоуренс в полной прострации, закрыв глаза, лежал на подушках.
— Я, конечно, отправлю все это, но вы ведете себя неразумно, — пожурила она. — Удар по голове может иметь скверные последствия, даже если череп остался цел. Когда у меня в Вест-Индии была желтая лихорадка, я не делала вид, что чувствую себя хорошо. Я лежала в постели, кушала кашку, пила горячее молоко с вином и встала на ноги быстрей, чем все мои товарищи по несчастью.
— Спасибо за письма, Джейн. — Лоуренс с ней не спорил. Он действительно чувствовал себя хуже некуда и порадовался, когда она задернула шторы, погрузив комнату в благодетельный сумрак.