— Чего ты ожидала? — бросил он, неся ее в спальню и укладывая на кровать. — Не сказать мне было чертовски глупо! — несмотря на гнев, руки его были нежными, когда он раздевал ее.
Гермиона тихо лежала, пока Гарри заботился о ней. Он достал палочку и произнес несколько очищающих заклинаний, включая противозачаточное. Услышав последнее слова, Гермиона непонимающе на него взглянула. В конце концов, она поняла причину его злости. Ее неопытность — это не то, чего он ожидал. Она лишь хотела знать, был ли он разочарован или злился, потому что она застала его врасплох. Когда Гарри помог ей переодеться в пижаму с рисунком из перьев на ткани, то сразу уложил на подушки и присел рядом с ней. Свет единственной лампы бросал резкие тени на его жестко очерченное лицо. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
Его реакция вызывала улыбку на губах Гермионы. Она попыталась побороть ее, зная, что Гарри совсем не настроен шутить, но не удержалась. Мягкие губы изогнулись в нежной улыбке, и она тихо поддразнила:
— Секс не сделал меня инвалидом. Я могла бы раздеться сама.
Гарри сердито глянул на нее и увидел нежность улыбки, которая приглашала посмеяться вместе. Понимая, что обращается с ней, как с раненой, он смягчился и даже почувствовал робость, но поборол это чувство, сохраняя свирепое выражение лица.
— Тогда тебе повезло больше, чем ты того заслуживаешь. Я мог причинить тебе боль, на самом деле тебя поранить. Проклятье, ты должна была сказать, что это был твой первый раз!
— Прости, — серьезно извинилась Гермиона. — Не знала, что на этот случай тоже есть правила.
Какой-то момент Гарри выглядел так, словно вот-вот взорвется, в темных глубинах его глаз полыхала чистая ярость. Но он умел контролировать свой нрав и сейчас проявил всю свою выдержку. Он молчал до тех пор, пока не смог снова себе доверять. В конце концов, он резко провел рукой по взъерошенным черным волосам и снял очки, потирая переносицу.
— Тебе двадцать восемь. Какого дракла ты все еще девственница?
Он был совершенно сбит с толку, произошедшее было выше его понимания. Гарри неловко поерзала, осознавая, каким пережитком прошлого она выглядела. Если бы она родилась хотя бы на одно поколение раньше, она бы не казалась такой старомодной; до замужества от нее ожидали бы соблюдения целомудрия. Гермиона не была ханжой и в душе была абсолютно раскрепощена, но в реальности в решающих ситуациях вела себя скованно и никак не могла решиться пойти до конца с Роном, потом она поняла, что любит Гарри, и это свело на нет шансы всех остальных мужчин. Если она не могла заполучить его, она не хотела никого другого.
Гермиона даже не пыталась ответить и просто смотрела на Гарри. Ей неудержимо хотелось плакать, и свет ее глаз снова заволакивали тени.
Неожиданно Гарри задрожал, как будто его ударили, глядя на Гермиону со страданием на лице. Что сказала бы Джинни, если бы узнала, что он только что соблазнил ее лучшую подругу? Как он сам мог такое допустить. Боль рвала его когтями изнутри, боль и чувство вины, когда он внезапно осознал, что разрядка, которую он находил в объятиях других женщин, ничто по сравнению с тем, что произошло сейчас. Он только что предал Джинни с Гермионой! Она не была для него безликим телом. Он осознавал, что он был с Гермиону каждую проклятую минуту; он хотел именно ее, никого больше. Удовольствие, которое он пережил с ней, было сокрушительным. Оно полностью стерло воспоминания, которые мучили его эти долгие годы; воспоминания о близости с женой, о том, как они лежали в темноте, утомленные после ласк, и говорили по душам. Он вообще не думал о Джинни; Гермиона заполнила все его чувства и мысли. Это было величайшим предательством из всех возможных.
«Я должен уйти. Немедленно», — решил он.
Гарри поднялся на ноги и беспокойно заходил по комнате, снова ероша волосы. Он никак не мог ее понять. Гарри надеялся, что если сможет заполучить Гермиону, как любую другую женщину, лежавшую под ним за последние два года, она лишится своего очарования, и он больше не будет так одержим ею. Но этого не произошло. Вместо этого она стала еще загадочней и желанней, а потом снова замкнулась в себе.
Он не мог выносить ее отстраненный, все понимающий взгляд. Гарри задыхался, чувствуя, как его охватила паника.
— Черт, — раздраженно произнес он. — Гермиона, послушай, с тобой все в порядке?
Она подняла тонкую бровь.
— Да, все хорошо, — голос ее звучал холодно, она превосходно владела собой.
— Мне нужно убраться отсюда, — пробормотал Гарри. — Извини. Знаю, я веду себя, как ублюдок, но я не могу… — он запнулся, ошеломленно покачав головой. — Я напишу… завтра.
Он был у двери раньше, прежде чем Гермиона смогла произнести:
— Не стоит так волноваться, я сама этого хотела. Не вини себя.
Гарри бросил на нее яростный взгляд и вышел, хлопнув входной дверью так, что задрожали стекла. Гермиона с трудом выбралась из постели и заперла дверь. Каждое движение причиняло колющую боль.
Гермиона была в отчаянии. Поддавшись страсти, она все разрушила! Разрушила дружбу! Теперь она будет лишена даже дружеского общения с Гарри. Она понимала, что он уже сожалеет о своей минутной слабости; в его глазах отчетливо были видны гнев и вина. Вина перед Джинни.
Гермиона не плакала. Она была наивной, когда поверила в осуществление своей мечты. Гарри никогда не принадлежал Гермионе. Он доверял ей, но не любил. Его влечение к ней не был чем-то стоящим.
«Что же теперь? — размышляла Гермиона, усаживаясь на любимый подоконник. — Продолжать работать бок о бок с Гарри? Видеть его каждый день? А, может, пора подумать о себе? Сколько можно мечтать о несбыточном? Мне двадцать восемь. Жизнь проходит мимо».
Полночь — самое время строить новые планы на будущее, особенно когда прошлые оказались пустыми фантазиями. Гермиона лежала на широком подоконнике и смотрела в звездное небе, пытаясь рассуждать здраво и логически, совершенно не обращая внимания на боль.
«Придется переехать в Австралию — к родителям. Я никогда не смогу забыть Гарри, если буду видеть его каждый день. В понедельник с утра начну связываться с Австралийским министерством, надеюсь, у них найдется для меня приличная работа».
Она не представляла, как будет трудно даже думать об этом: за годы работы в Англии она построила шикарную карьеру и завела множество друзей и знакомых,
Ее новым смелым планам не дано было осуществиться. Резкий стук в дверь разбудил ее еще до семи утра. Гермиона с трудом выбралась из постели, затем долго искала, что накинуть, и только потом пошла открывать. Потянувшись, она устало привалилась к двери и осторожно спросила:
— Кто?
— Гарри.
От неожиданности Гермиона застыла. Как она сможет забыть о нем, если он будет продолжать врываться в ее жизнь? Она не хотела, чтобы ей опять причиняли боль. Она не позволяла себе думать о том, как он взял ее. Она не могла сейчас с этим справиться, не могла принять тот факт, как он поимел ее и ушел. Джинни встала между ними. Она всегда будет между ними.
— Гермиона, — тихо скомандовал он, когда она не открыла дверь. — Нам надо поговорить. Дай мне войти.
Покусывая губы, понимая, что им надо во всем разобраться, Гермиона распахнула дверь, впуская Гарри. Она мельком взглянула на него и сразу отвела глаза.
— Будешь кофе?
— Да, и много. Я не спал.
Это было заметно. Он переоделся в джинсы и красную футболку, напоминая о цветах Гриффиндора, о тех временах, когда единственное, что волновало их обоих, — это победа на Волдемортом, Линии его лица были жестче обычного, вокруг глаз залегли темные круги. Гарри был мрачен, даже зловещ. Он последовал за Гермионой в кухню и, пока она готовила кофе, присел на высокий кухонный стул, положив одну ногу на перекладину, а другую вытянув перед собой. Он смотрел на нее, удивляясь, как ей удается выглядеть такой аккуратной, даже сейчас, когда он явно вытащил ее из постели. Не считая растрепанных каштановых волос, она выглядела холодной и отстраненной, как мраморная статуя, на которую приятно смотреть, но до которой не слишком хочется дотрагиваться.