А почему, собственно, Рон?
Почему Гермиона выходит замуж за него? Он ещё не осознавал все последствия этого вопроса и те жадные мысли, которые последуют за ним.
Им нужно поговорить. Просто сесть и всё обсудить. Он помнил, что ему нравилась Гермиона, когда-то её красота на балу поразила его. Так почему не он её жених, где случилась промашка? Где он затупил? Или она с самого начала предпочла ему рыжего друга, воспринимая его — Гарри, всего лишь как брата?
Он брёл до её дома почти два часа, на город уже опустилась ночь, и он зажёгся сотнями огней и гирлянд, освещая тёмное небо. Вся его одежда промокла, но он как будто не замечал этого, непрерывно размышляя обо всём, что произошло с ними за семь лет.
Гарри подошёл к дому Грейнджеров, думая, что внутри не был ни разу, только проводив однажды сюда Гермиону — три недели назад.
Он занёс руку для стука и не решился. Дом был мрачный и тёмный, в окнах не горел свет. Гермиона, наверное, уже спала и возможно даже с Роном, а он пришёл сюда.
Зачем он сюда пришёл?
Наверное, потому что больше некуда. Он больше ни с кем не может вот так всё обсудить и просто поговорить.
Он прошёлся вдоль двери, раз-другой, как вдруг услышал топот босых ног по полу и резко обернулся, когда замок щёлкнул и дверь открылась.
— Гарри! Боже, ты весь мокрый, заходи скорее в дом!
Гермиона в синей пижаме в звёздочку втащила его в тёмный коридор и, закрыв дверь, провела в гостиную.
Наверное, Гарри должен был заметить убранство комнаты: классическую обстановку, камин, голубые портьеры и фотографии на стенах, но смотрел он только на Гермиону. Такую привычную и родную, по-домашнему уютную.
Уткнуться ей в плечо и уснуть. Наверное, для счастья ничего больше и не надо.
Она суетилась вокруг него: влила в рот Бодроперцовое зелье, накрыла его голову полотенцем и всё время причитала:
— Я увидела тебя в окне. Ты мог простудиться! Почему ты сразу не постучал? О чём ты вообще думал, стоя под дождём. Завтра же такой важный день!
Она вдруг замерла и подняла его лицо к себе.
— Гарри, что-то случилось? Шрам болел?
— Нет, нет, — он медленно сложил влажное полотенце и убрал на спинку дивана. — Ничего такого. Наверное, что-то случилось, но я пока не могу понять, что именно. Вот и пришёл выяснить. Ты не против поговорить? — он с надеждой взглянул на чистое заспанное лицо и копну кудрявых каштановых волос, обрамляющих его.
Гермиона посмотрела на настенные часы, внутри которых словно распустился живой жёлтый цветок.
— Вообще-то уже поздно и завтра свадьба, но если тебе нужно, то давай, конечно, поговорим.
Она умчалась на кухню, и Гарри пошёл за ней. Гермиона включила приглушённый свет над плитой, от чего в комнате стало очень уютно и даже, можно сказать, интимно.
Гарри не знал, почему именно это слово пришло ему на ум и не отпускало, пока Гермиона завязывала узлом тяжёлую массу волос и ставила чайник.
— Чай или кофе?
— Да, как-то уже привык к чаю.
Только его и удавалось пить в лесу, собирая разную траву и коренья.
— А я кофе никогда и не пила, — сказала Гермиона, не отрываясь от своего занятия.
— Я помню, он плохо влияет на зубы.
Гермиона с улыбкой на него посмотрела и кивнула, подтверждая его слова.
Пока она стояла спиной, он думал, с чего собственно начать разговор, как объяснить ей то, что у него на душе и в сердце. Все его сомнения, и страхи, и желания. Он всё-таки решил начать с главного.
— Тебе не кажется, что свадьба — это поспешное решение?
Она замерла на мгновение, но продолжила делать чай, а вскоре обернулась и поставила две большие чашки с рисунком котов на стол. Сходила за крекерами с мёдом и пододвинула всё это Гарри.
— Ешь.
Он с наслаждением обхватил чашку двумя руками, вдохнул запах мяты и сделал обжигающий глоток.
— Как же хорошо, я так скучал по твоему мятному чаю.
— Ты же знаешь, что можешь приходить и пить его здесь в любое время, — усмехнулась она и внимательно на него посмотрела. — Что тебя тревожит? Я думала, ты согласился с решением Кингсли?
Гарри подумал, что теперь вообще вряд ли сможет вот так разговаривать с Гермионой, тем более ночью и положил раскрытую ладонь на стол, пытаясь быть ближе к ней. Она без промедления вложила туда свою руку, и он привычно почувствовал это. Тепло и лёгкие отголоски тока, бьющего в самое сердце.
Она улыбнулась и другой рукой поднесла чашку к губам, подула и сделала глоток.
— Я понимаю все аргументы, которые он привёл, и понимаю желание Джинни, но мне не нравится, что мной опять манипулируют, — заговорил Гарри, взяв себя в руки.
Гермиона сильнее сжала его ладонь и, сделав ещё один глоток, облизнула губы.
Гарри проследил за этим движением, и его как громом поразило. Он почувствовал, как импульсы из сердца медленно уходят в самый низ, сосредотачиваясь в чреслах. Он даже не думал никогда о ней в таком ключе, а теперь вот…
— Мы в ответе за тех, кого приручили, — вдруг сказала Гермиона, и Гарри стряхнул наваждение, помотав головой.
Чёрт, и почему это раньше такого не было?
— Ты про слабое население Британии? — спросил Гарри, отгоняя непрошенные мысли. — Которое и палочку не могло поднять, спрятавшись по углам?
— Да, Гарри, — медленно произнесла она и скривила губы. — Про тех, кто понадеялся на подростка и его друзей.
— И ради этих крыс мы должны чем-то жертвовать? — он со стуком поставил чашку на стол.
— Ради этих, как ты выразился, крыс мы год гонялись за собственной тенью, до сих пор не могу себе простить, что мы не прятались в магловских отелях. Там бы нас точно не стали искать.
Гарри расширил от удивления глаза, раскрыл рот и закрыл его. Прикрыл глаза и раздражённо сжал челюсти.
Идиоты.
— Невероятно, а для чего было всё это… Лишения, голод, страх.
— Теперь я могу только предполагать, — пожала она тонкими плечиками, — что нас чему-то учили.
— Но как…
— Гарри, — вымученно улыбнулась Гермиона. — Ты никогда не был сведущ в окклюменции, как впрочем, и я, и Рон. Нас просто подвели к тем решениям, которые были нужны. Ментально. Скорее всего.
— Снова манипуляция?
Она усмехнулась и выпила оставшийся чай.
— Конечно, причём если подумать, то с самого первого курса.
— Наверное, сейчас уже глупо жаловаться?
— Это верно. Ты допил? Я уберу, — сказала она, забрала его пустую кружку, поставила в раковину пустые кружки и взмахнула палочкой, чтобы посуда сама помылась. — Что было, то было.
— Тогда вернёмся к вопросу, который я задал с самого начала.
Гарри встал и потянул Гермиону в гостиную. Они сели на диван, не расцепляя рук.
Слишком близко.
Отодвигаться он не стал, так было приятнее и не надо было смотреть в глаза. А разговор предстоял нелёгкий. Он даже сам не понимал, что именно он хочет в итоге узнать или получить.
— Конечно, это всё поспешно. Мы толком от войны не оправились, а нас уже пихают в брак. Мне даже не позволили за родителями съездить, — раздражённо говорила она. — Но чем быстрее всё это закончится, тем быстрее я сделаю то, что хочу.
— Освободишь всех домовиков? — со смешком спросил Гарри.
— Верну себе родителей. Гарри. Мне без них плохо, — она шмыгнула носом, и он обнял её и прижал к своему боку. Она положила голову ему на плечо и глубоко вздохнула, опаляя Гарри своим мятным дыханием и яблочным ароматом. Он ещё крепче притянул её к себе и переплёл их пальцы.
— Понимаю. У меня, кроме Сириуса, единственной семьёй были вы с Роном, а теперь вас не станет.
Гермиона резко выпрямила спину и повернула к себе его печальное лицо. Оно было освещено тёплым светом камина, который Гермиона зажгла давеча.
— Что ты несёшь? Ты всегда будешь с нами. Хочешь, мы даже жить будем все вместе?!
А спать?
Вопрос Гарри не задал и покачал головой.
— Нет, Гермиона. Так, как сейчас больше не будет. Мы не сможем держаться за руки, когда нам вздумается, обниматься и целоваться в щёку. Ты уже не сможешь бегать, причитать и заботится обо мне, и не будет таких вот ночных разговоров. У тебя будет ревнивый Рон, — он почти прорычал последнее предложение, сверкая зеленью глаз, как заклинанием Авада.