Молодежь объединялась в небольшие группы, перемещаясь из одной комнаты в другую, где им преподносилась культура в надлежаще отмеренных дозах. Это была огромная фабрика знания, на которой родители, в сущности, платили за самую лучшую экипировку, которая в силу какого-то необъяснимого процесса постепенно отнималась у учителей и переходила в руки учеников. Чем старше становились ученики, тем менее они интересовались занятиями; их внимание все больше поглощала так называемая "внешняя деятельность": спортивная площадка, теннис, баскетбол, большой пруд для плавания и паркет для танцев. Мальчики и девочки создали себе отдельный мир, имеющий свой законы и тайную жизнь. Они носили булавки и значки, употребляли пароли и рукопожатия, имеющие условное значение, установили целый кодекс правил о том, когда какого цвета должен быть галстук или лента на шляпе и в каком углу конверта следует налеплять почтовую марку.
То была стадная жизнь, основанная, как и у взрослых, на денежном престиже и атлетической доблести; устраивались состязания двух борющихся групп, противопоставлялись их силы и способность кричать громче, на обязанности каждого лежало повторять эти крики вместе со своей партией все время, пока происходила репетиция битв, служивших подготовкой к позднейшим, более серьезным триумфам в колледже и университете, где лишь сильнейшие в материальном и физическом отношении будут приняты в великие студенческие братства, чтобы выполнять с совершенной ловкостью и грацией свои социальные и физические функции.
Бэнни, как мы знаем, отвечал всем требованиям школьной общественности. Он обладал англосаксонскими чертами лица, огромным количеством свитеров и ездил в школу на машине последнего модного образца текущего года. Он был принят в самые изысканные кружки и присутствовал при всем, что в них происходило. Он необычайно всем интересовался, так как никогда раньше не представлял себе, что на свете существует такое огромное количество молодежи, хотел знать каждого и жадно наблюдал — широко раскрыв глаза и развесив уши — и учителей, и учеников. Но между ним и остальными учениками всегда стояла какая-то стена — нечто рассудительное, старомодное и "чудное", причиной которого была его большая осведомленность в нефтяном деле. Недаром Берти сделала ему жестокое замечание, что у него под ногтями нефтяная грязь. Он никогда не думал, подобно прочим баловням фортуны, что "деньги растут на деревьях", зная, что они достаются тяжелым и опасным трудом. Да и дома было такое положение, которое он понимал вполне ясно: отец был далеко не уверен, что выбранная школа самое подходящее место для мальчика, и постоянно наблюдал за ним, вел с ним беседы, чтобы узнать, какие мысли выносит Бэнни оттуда. Таким образом, перед мальчиком открывалась постоянная возможность сравнивать школьный метод воспитания с методом отца, решая для себя, который из двух более правилен.
Перед вступлением на новое поприще у Бэнни произошел с отцом так называемый "серьезный разговор", чрезвычайно удивительный и любопытный. Во-первых, папочка соглашался предоставить ему автомобиль на следующих условиях: Бэнни должен был дать слово никогда не переходить за предельную скорость ни в городе, ни за городом. Замечательный пример двойственного морального закона: сам папочка делал это не раз и совершенно открыто! Но он был взрослый и мог сам судить о скорости и, кроме того, ему служили извинением важные дела. Что касается Бэнни, то в школу ему предстояло отправляться очень рано, а остальное время он стал бы кататься исключительно для собственного развлечения. Бэнни, конечно, разрешалось катать в машине посторонних, но править рулем он должен был сам, никому другому этого не разрешая, — у папочки нет денег устраивать бесплатный гараж для всего школьного братства, и Бэнни хорошо сделает, если скажет, что таков закон, установленный раз навсегда отцом. Далее отцу хотелось, чтобы Бэнни дал ему обещание не курить и не пить спиртных напитков, пока ему не исполнится двадцать один год. Это был тоже "двойственный" закон, но папочка и тут действовал откровенно. Сам он выучился курить, но жалел об этом. Если Бэнни нравится приобрести эту привычку — дело его! Но, по мнению папочки, с этим следует подождать, пока Бэнни в достаточной мере подрастет, достигнет полного развития и научится отдавать себе ясный отчет в том, что делает. То же самое и относительно спиртного. В настоящее время папочка пьет очень мало, но в его жизни был период, когда он едва не сделался настоящим алкоголиком. Он боится этого и для сына. Разрешение Бэнни учиться в колледже, по крайней мере на отцовские деньги, в значительной степени будет зависеть от его обещания избегать кутежей. Бэнни, конечно, обещал, для него это было очень легко. Ему очень хотелось узнать поподробнее историю папочки, он никогда не видал его пьяным, и одна мысль об этом казалась ему страшной и неприятной. Наконец, беседа коснулась женщин. Но здесь папочка, очевидно, не мог себя заставить быть вполне откровенным. Он сказал только две вещи: все знают о том, что у отца Бэнни много денег, и благодаря этому Бэнни может подвергнуться одной из самых худших для молодого человека опасностей. Всевозможные женщины будут стараться завлечь его, заставляя тратиться на них, или станут его шантажировать. А так как Бэнни расположен женщинам верить, то его следует об этом предупредить. Папочка рассказал несколько ужасных случаев с богатыми юношами, которые попали в руки таких женщин, и как это изуродовало их жизнь и навлекло позор на их семьи. Дальше папочка заговорил о болезнях: распутные женщины очень часто бывают больны. Он рассказал несколько случаев и на этот счет, а также насчет шарлатанов, делающих своей добычей неопытных испуганных мальчиков. Если уж случится попасть в подобную беду, следует обращаться к первоклассному врачу.
Это было все, что папочка хотел ему сказать. Бэнни принял его слова с благодарностью, но ему хотелось задать отцу множество вопросов. Он не мог себя к этому принудить ввиду совершенно очевидной сдержанности отца, выражение лица и вся манера которого заставляли подозревать, что в вопросах пола скрывалось что-то чрезвычайно гадкое, о чем даже трудно говорить. Здесь скрывалась та сторона личной жизни, которую всегда оставляют во мраке. Бэнни пришло в голову, что к нему лично речь отца мало относилась; он знал о существовании грязных мальчишек, но сам таким не был и быть не собирался.
Вскоре дело для Бэнни облегчилось еще тем, что он жестоко влюбился. Школа кишела такими толпами молодых и очаровательных женских существ, что избежать их не было никакой возможности, особенно в том случае, когда ваше состояние и социальное положение заставляли многих из них обращать на вас свое внимание. Заигрывания некоторых юных мисс были слишком смелы, другие же отталкивали застенчивого юнца чрезмерным жеманством. Нашлась только одна, сумевшая привлечь большой сдержанностью и молчаливостью, что давало возможность его воображению наделять ее всяческими романтическими качествами. Ее звали Рози Тэйнтор. У нее была пышная коса ниже пояса и вьющиеся золотистые завитки на лбу. Она отличалась еще большею застенчивостью, чем Бэнни, и говорила мало. Но в этом и не было необходимости: она обладала зато необыкновенным даром восторгаться, выражая свое душевное состояние всегда одинаково. Она все находила "восхитительным", и это все становилось еще "восхитительное" от ее чувствительных глубоких вздохов. Но самым "восхитительным" было нефтяное дело: Рози никогда не уставала слушать о нем, и это нравилось Бэнни, который мог много порассказать ей о нефти.