Привыкнув к половому аскетизму в суррогатном резерве, Белка и впоследствии будто бы не замечала мужчин. Она не тяготела к созданию семьи, но и свободную любовь не жаловала: могла, например, в проходящего мимо нарядного и опрятного парня, решив, что он работник публичного дома, запустить гнилым овощем.
Потом громила-грузчица обычно ещё долго громоздила в воздухе штабеля непечатной брани, гремела в подсобках магазина своим зычным голосом:
— У, развелось …! Шастают тут: рожами расписными вертят и пустыми своими шарами трясут!
Объявление Зарины шай Асурджанбэй до Белки донес капризный ветер случайности.
Она частенько захаживала в дешевую грязную рюмочную, арендовавшую подвал жилого дома. Над баром там висела видавшая виды плазменная панель с трещиной. Когда показывали футбол, в рюмочную набивались как в хромой сельский автобус, что ходит раз в день.
Эта самая панель однажды и послужила для Белки проводником истины: приняв сто пятьдесят, она услышала сумму, обещанную заморской магнаткой за главный женский орган, и тут же ее осенило:
— А вот возьму и продам! На кой она мне чёрт?
Есть люди: куда качнула судьба, так они и живут. Белка не отходя от барной стойки позвонила по телефону в углу экрана. И не забыла плеснуть ещё сто сверху за свою победу, когда по телефону ответили: «конечно, приходите.»
Никто не ожидал, но сложнейшая система тестов показала, что разнорабочая Белинда Блейк, в прошлом единица суррогатного резерва республики Новая Атлантида, может стать идеальным донором для хармандонской аристократки, председателя совета директоров крупнейшей нефтедобывающей компании «ОйлРемайнс».
3
Билеты были у Белки на руках, о переносе операции ей никто не сообщил — она прибыла в назначенный день и заселилась в забронированный гостиничный номер. В её жизни опять наступила счастливая пора: она обитала в помещении, о чистоте которого заботились другие люди, получала качественное трехразовое питание, чистое белье, полотенца, и, самое главное, от неё ничего за это не требовали. В большом ленивом теле Белки, воцарившемся на широкой кровати, плескалась игристая радость — словно вернулись благодатные времена службы в суррогатном резерве! Не нужно было больше вставать ночью, в три часа, чтобы успеть к первой разгрузке. Спи сколько хочешь — хоть полдня. Именно так Белка и поступала. Только теперь стало даже лучше, чем в суррогатном резерве, ибо никто не запрещал опустошать кулер, куда невидимые сотрудники отеля ежедневно наставляли аккуратные порционные бутылочки с виски, ромом, джинном, коньяком, всевозможными винами и пивом.
Кайф!
День начинался так: просыпаясь утром, Белка протягивала из-под одеяла свою длинную граблю, наощупь находила в кулере зеленую бутылку с пивом, и, зубами обезглавив ее, с блаженно прикрытыми глазами выливала в глотку непрерывной струей — точно заполняла бензобак.
Собрав сальные волосы в пучок на затылке (в этом состоял для неё весь ритуал по приведению себя в порядок) она спускалась вниз, к завтраку.
Сожрав несколько яиц всмятку и оставив на столе скорлупу и скомканные салфетки неприличной грудой, она выходила в лобби, садилась нога на ногу в кожаное кресло и от нечего делать листала свежую прессу.
Когда это занятие ей наскучивало, она поднималась в номер и накрывала пиво и яйца заморским винцом.
День разгонялся. Раскочегаривался. Белка взгромождалась на кровать, включала телевизор и какое-то время пребывала в состоянии изначальной и вечной растительной неги существования. Картинки менялись на экране, она комментировала их сама себе; приходя в восторг от собственного чувства юмора, хохотала в голос и не забывала периодически капать на язычок.
К шести часам примерно дело двигалось к коньяку. Забросив в себя добрый десяток плотных как ледяные кубики, глотков, Белка начинала тяготеть к общению; языковой барьер причём нисколько её не смущал.
Она бродила по коридору, столовой и лобби, пытая на заплетающемся атлантийском растерянных горничных и официантов. Не получая от них ответов на вечные вопросы, она, преисполнившись отчаяния, своим густым сильным голосом ревела грязные проклятия с балкона — жители соседних номеров испуганно высовывались в окна — не держит ли кто в гостинице, презрев запреты, циркового медведя?
Устав бороться с ненасытностью пространства, что спокойно глотало её претензии несколько часов кряду, Белка засыпала, громко храпя.