— Селия, вы сможете мне ответить на вопрос?
Кузьма смотрел уверенно и строго. Она поразилась контрастом между робким мальчиком, которого знала прежде, и молодым королем, что видела теперь перед собой.
— Для кого предназначалось оружие в подвале замка?
Лицо Селии застыло — будто покрылось корочкой льда. Она явно не ожидала подобной атаки.
— Я не могу объяснить вам в двух словах, Кузьма…
— Но вы должны объяснить. Я хочу быть уверенным, что доверяю власть порядочному человеку. Я сразу пойму, если вы начнете выдумывать и открещиваться. Любой человек, самый заблудший, может в один момент перестать делать зло, и он будет прощен. На подоконнике в отеле в Новой Атлантиде я нашёл книгу, в нем простым языком излагалось учение Кристы, дочери божьей, которой они поклоняются… Это оттуда.
— Оружие принадлежит хорманшерской мафии.
Селия стояла возле лампы в длинном платье винного цвета с разрезом от середины бедра. Плотная матовая ткань красиво оттеняла её оливковую кожу. Свет от лампы падал на одно плечо женщины, оно отливало золотом, другое оставалось в тени и казалось бронзовым. Гладкие волосы, освещенные с одной стороны, блестели точно покрытые маслом.
— Вы имеете к ней отношение?
— Не прямое. Но я знаю «серьезных людей», я жму им руки. Их знает моя мать, их знала моя сестра, их знает ваша мать… В неразвитой стране, где фактически нет государства, власть, большой бизнес, криминальные структуры — всё тесно переплетено. Сейчас вы, верно, начинаете понимать, почему я боюсь этой короны. Нужно сломать то, что есть, снести до основания, сравнять с землей и начать строить. Нынешнее правительство вот уже двадцать лет ставит покойнику горчичники — в королевстве нет порядка, временные меры быстро выдыхаются. Мне это напоминает борьбу со стихией: когда два века назад у нас была плохая дамба, сколько на неё ни сыпали песка, её всё равно подмывало, и покуда в грунт не забили частоколом металлические сваи, не залили всё бетоном, каждый год океан забирал дань: человеческие жизни и миллионы тиар убытка… Наша страна подошла вплотную к естественному историческому рубежу: прежняя система управления изжила себя; я, откровенно говоря, не думаю, что дела обстояли бы сильно лучше при Оливии; её смерть не более чем знак, маячок, она позволила вскрыть вызревшие, как виноградные гроздья, проблемы в обществе и в государственном аппарате, не исключено, что продолжение правления династии вырастило бы, вскормило бы молоком народного недовольства кровавую революцию. Собственно, что говорить, революция уже пришла. Только она пока носит очаговый, тлеющий характер. Пришла бы к власти одна из тех группировок, подавлять которые на севере страны помогают силы союзников, нас с вами и вашу матушку со всем советом директрисс поставили бы в одну шеренгу у стены… Ведь всякая насильственная смена власти запускает процесс изъятия богатств у одних для передачи другим… Сейчас народу, измученному резней и бедностью, Кузьма, чтобы он поверил, нужен пророк.
— Этот народ верит тебе. Я сам видел транспаранты на улицах.
— Фанаты… Когда не знаешь, кому верить, побежишь и за фантиком. Я для них не более чем символ. Обложка новой счастливой и сытой жизни. Люди склонны прельщаться внешним совершенством, блеском… Я родилась красивой и богатой. Мне просто повезло. Меня трудно не идеализировать, а потому невозможно любить. Они видят во мне совершенство и ждут невозможного. В этом вся суть фанатства — втискивать великую веру, которая может и должна принадлежать только Высшему, Трансцендентному, Инфернальному, в тесный убогий скафандр человеческой реальности.
Селия повернулась под лампой: страшный свет её красоты засиял иначе. Тень выразительно легла под скулу, подчеркнув её безупречную форму. Губы — она облизнула их, жадно, нервно — заблестели как мокрые сливы.
— Я не такая, как они думают… Я не героиня мифов и легенд. Я не дочь богини, сошедшей на землю. Я боюсь, я паникую по пустякам, я не умею есть, меня наблюдает команда психологов, диетологов, конфликтологов и прочих дармоедов, мне снятся кошмары по ночам, я испытываю эротическое удовольствие, причиняя боль, у меня никогда не было нормальных отношений с мужчиной… Я не хожу в бордель, Кузьма, не потому, что мне это не нужно, и не потому, что я поборница мужских прав, как пишут обо мне таблоиды; на самом деле у меня просто фобия вирусов! Я ужасно брезглива… Так и большинство других моих достоинств в глазах общественности, обусловлено, как бы смешно это ни звучало, моими недостатками.