— Никто не лишен недостатков, — тихо сказал Кузьма, — доверие — повод с ними бороться.
Он взял из термостата бутылочку с кремовой густой смесью, дал девочке соску. Её щёки начали мерно неторопливо подрагивать — маленькая Марфа ела без жадности, обычно присущей здоровым, хватко цепляющимся за жизнь младенцам.
— Предположим, я соглашусь. Нам потребуется тогда юридически восстановить брак.
— Да. Я не буду ограничивать вашу свободу, если вы об этом, — произнёс юноша, не отрывая взгляда от сосущего ребенка, — вы имеете право взять себе ещё хоть трёх мужей, которые вам понравятся.
Селия не ответила. Она отвернулась — ламповый круг выделил из тьмы её обнаженное плечо — как золотое яблоко.
— У меня была единственная мечта с ранней юности, — сказала она, опустив голову, сверкающие ручейки волос закрыли лицо завесой, как водопад заслоняет камни, — я хотела настоящей любви. Взаимной. Чтобы во мне любили меня, а не моё тело, мои деньги, мой социальный статус. Мать, сестры, подруги, потом деловые партнерши — все говорили, что это невозможно. Их приучили к мысли, что мужчин продают и покупают. «В твоем положении, — говорили они, — надеяться на искренность просто глупо, ты же, Селия, выглядишь прямо билетом в рай: и состояние, и лицо, и фигура…»
Теперь, кажется, мне придется признать их правоту и окончательно проститься со своей наивной мечтой; удел мой — фиктивные браки, управление государством, бесконечные интрижки, от которых тошно, как от шоколадных конфет, если есть только их на завтрак, на обед и на ужин. Я завидую вашей Тати, светлая ей память; как она умела сделать так, чтобы мужчины шли за ней в полную неизвестность?
Марфа выплюнула соску, но Кузьма осторожным движением вернул её в крохотный ротик.
— Этого мало. Не ленись. Поешь ещё…
Он поднял голову и внимательно посмотрел на Селию:
— Если бы вы не вели себя так странно, я бы любил вас… Я видел, что вы холодны, порывисты, мне казалось, будто я вызываю в вас раздражение. Или тревогу.
— Я не могла иначе. Вы волновали мои чувства сверх всякой меры. Говорят, если чего-то хочешь слишком сильно, это никогда не случится. Так и вышло.
— Многое ещё впереди; у вас есть Лука; он вполне может полюбить вас…
— Лука? — Селия выглядела удивленной.
— Разве вы взяли его в дом не для того, чтобы он стал вашим мужем?
— Вы так думали, Кузьма? Нет. Это был спонтанный акт милосердия. Я подобрала его в одном из бедных кварталов, семья мальчика погибла в обрушившейся хижине. Я планировала вырастить Луку, дать ему образование и отдать его приличной молодой женщине, которая сумеет позаботиться о нём.
Кузьма терпеливо водворил на место в очередной раз отвергнутую дочерью соску. Через секунду девочка снова вытолкнула её, обиженно завертела головой, захныкала.
— Устала, — сказал Кузьма, — ей нужно спать. Я её покачаю.
— Мне оставить вас?
— Нет, не обязательно, можете посидеть здесь, пока я уложу.
Он запахнул плотнее лепестки одеяла, поднялся и принялся неторопливо расхаживать по комнате, баюкая малютку на руках. Селия отошла к окну и посмотрела на улицу.
Уже стемнело, и до самого океана, тяжёлого, темного, будто неживого в полный штиль, простиралось широкое кольцо огней на побережье — точно ожерелье из бесчисленных золотых, голубых, белых бусинок. На сине-зеленом небе затеплились первые звёзды.
Далеко-далеко, у самого горизонта, над безмолвным мраком, вздрагивали, мигая, почти неразличимые красные огоньки на буровых платформах.
Кузьма накинул на лампу покрывало, чтобы свет не будоражил засыпающую девочку. В комнате воцарился тихий, ласковый, совсем семейный вечер.
Селия почувствовала прилив необъяснимой острой тоски и желание немедленно уйти:
— Вы хороший отец, — сказала она, направляясь к двери.
— Я же говорю, вы можете остаться…
— Не стоит, меня ждут дела. Извините. Я пришлю юристов, чтобы уладить формальности. Ни о чём не беспокойтесь, занимайтесь дочерью. Ей нужно ваше внимание.
7
Пять месяцев спустя после этого разговора состоялось официальное представление наследницы престола: на центральной площади Хорманшера, заполненной людьми — не то что яблоку, даже ореху негде упасть — на специальном постаменте, омываемом морем голов, стояла Селия в безупречном белом костюме-тройке, в широкополой шляпе с цветами ландыша на тулье; она держала на руках девочку в белом платьице, с тонким золотым венчиком на черноволосой головенке.