«Ну, ладно, пока он тащит сюда этот долбаный поднос, можно почитать новости о курсах валют…»
«Послушай, надо куда-нибудь сходить, сидеть на одном месте — это просто невозможно!»
«Хорошо, если ты так хочешь, мы можем весь день провести вдвоём, только давай чем-нибудь займемся…»
Несколько дней телефон Онки, выключенный, валялся в ящике стола; Гарри весь прямо лучился счастьем оттого, что она принадлежит только ему одному. Они покидали номер лишь затем, чтобы прогуляться по набережной или сходить в ресторан, но так не могло продолжаться до бесконечности — Онкиного бунта против собственной природы не хватило надолго — она заскучала.
Пришлось пойти на компромисс, разделив себя между двумя одинаково важными жизненными фондами, требующими постоянных эмоциональных и материальных вложений — между работой и мужем.
Семейная жизнь четы Сакайо теперь строилась следующим образом: неделями Онки работала не поднимая головы, приходила домой очень поздно и засыпала быстрым тяжёлым сном — ей было совершенно не до Гарри — он, случалось, просыпался среди ночи, сидел над нею и смотрел, как она спит, ворочаясь и вздрагивая, бормоча вполголоса какие-то фамилии… Горестно вздыхая, он укрывал её получше одеялом.
Иногда на день-два она бросала всё и проводила их вдвоём с мужем — то были малюсенькие островки счастья в бескрайнем море её работы — и Гарри испытывал попеременно то приливы всеобъемлющего стихийного ликования, когда, вернувшись вечером, она выключала свой телефон — обычно, так всё начиналось — то приступы пронзительной тоски, когда утром, в полудреме шаря рукой в постели, он не обнаруживал её — это означало всегда, что она уехала, и невесть когда возвратится снова… Онки настояла на том, чтобы после свадьбы Гарри уволился и занимался только домом и учёбой, она оставляла молодому мужу достаточно денег и контролировала его успехи в институте. Парнишка не мог пожаловаться на отсутствие заботы и покровительства со стороны своей супруги: как и свою работу, однажды взятые на себя обязательства жены, кормилицы и защитницы, она стремилась исполнять максимально хорошо, вот только относилась она к этому, пожалуй, несколько холоднее, чем следовало, скорее, как к новой должностной обязанности, а не к чему-то другому, призванному быть принятым гораздо ближе к её сердцу.
— Я хочу ребенка, — сказал жене в один из счастливых дней вдвоём Гарри, — я очень по тебе скучаю, когда остаюсь один, а так хоть маленькая частичка тебя всё время будет со мною рядом…
— Я не возражаю, — ответила Онки, отхлебнув сока и поставив стакан на тумбочку возле кровати, — но ты же понимаешь, что времени заниматься ребенком у меня нет и не предвидится, и без него хватает забот.
— Ты можешь об этом не волноваться, — сказал Гарри, приподнимаясь на постели и заглядывая ей в лицо, — я полностью возьму его на себя…
Онки рассмеялась:
— А рожать? Ты это тоже сам сделаешь?
— Мы можем воспользоваться услугами репродуктивного центра… — смутился он.
— О, боже! — Онки поморщилась. Почему-то ей сразу представилась дородная фигура Афины Тьюри, её довольное мясистое лицо, алчные красные губы. Мысль, что её ребенок будет выращен на одной из человекозаводческих ферм этой чудовищной женщины, внушала ей отвращение.
— Да, многие относятся к этому с недоверием, — с подкупающей убеждённостью говорил Гарри, — но за этим будущее! Дети, выведенные с помощью технологии «искусственный эндометрий» ничем не отличаются от обычных детей, многие из них уже стали взрослыми и…
— Я знаю, — быстро сказала Онки, сумрачно сдвинув брови. Она никому не говорила о своём происхождении, даже самому близкому человеку, мужу, стеснялась — всё-таки вынашивание детей коровами ещё не преодолело достаточного количества моральных барьеров в сознании общества, чтобы считаться обыденным.
— А как насчёт государственной суррогатной программы? — спросил он, взглянув на неё с сомнением и надеждой, — у тебя ведь раньше не было детей? Ты не использовала квоту на материнство?
— Нет, — Онки помотала головой, — моя квота цела и невредима. Хочешь — будет тебе ребёнок.
4
Эмбрионы получились славные, здоровые. Родились сразу двое — мальчик и девочка. Сотрудница государственного репродуктивного центра, которая делала Онки пункцию, воодушевлённо расхваливала её яйцеклетки: какие они красивые, крупные, и как будто даже не совсем обычные — она, дескать, прежде никогда не видела таких! — после процедуры словоохотливая докторша предложила Онки взглянуть на извлеченные ооциты в микроскоп.