Калитка закрывается.
Выключаю двигатель… Не спеша достаю из машины автомат, переключаю на одиночные. Улица пуста. Из-за поворота, видимо на грохот, выбежал пацан, но тут же бросился обратно.
– Наблюдаешь?
– Так точно.
– Где цель?
– Зашли в здание. Перед вами и направо.
Верно. В этом здании может быть все что угодно – от местного исламского комитета до выхода в багдадские подземелья. Багдад изрыт под землей, как швейцарский сыр. Саддам в свое время построил кучу подземных бункеров, переходов между дворцами, тайных командных пунктов, арсеналов – чего там только еще нет. Могут попытаться дальше уйти пешком, выйти к железнодорожной ветке.
– Вижу. Я попробую постучать в дверь.
– Понял. Специальная полиция уже направляется в этот район.
– Откуда? – быстро спрашиваю.
– Из центра.
Долго ждать придется…
– Вас понял.
Где-то вверху тарахтит вертолет, то ли дежурный, то ли направленный в район для предварительной разведки. Хорошо бы, если бы и полицейские решили выдвигаться на вертолете, а не под прикрытием брони. Броня – это хорошо, только долго…
Рискнуть, что ли?
Двигаясь по тротуару в направлении дома, набираю еще один номер. У человека, владельца телефона с этим номером, большие нелады с государством Израиль. Поэтому он часто меняет номера. Надеюсь, что номер, который я знаю, еще работает.
Пока набираю номер, дохожу до стальной калитки в заборе того дома, в котором скрылся курьер с сопровождающим таксистом. Поколебавшись – вдруг там граната или урод с автоматом на изготовку, – пытаюсь открыть ее, держась так, чтобы меня прикрывал бетонный забор. Бесполезно – ручка не поддается, закрыто…
Гудки в телефоне сменяются каким-то свистящим грохотом. Есть!
– Ас саламу алейкум, – кричу изо всех сил.
– Ва алейкум ас салам. Кто это?
Судя по звукам, Хасан летит в вертолете. Это радует.
– Это Искандер. Твой старый друг.
– А, Искандер, салам алейкум, рафик.
– Времени нет, слушай сюда! Я в районе Ас-Салам. Если ты направляешься сюда, имей в виду – курьер надежно прикрыт, повторяю, надежно прикрыт. Скрылся в здании, контакта нет. Ориентируйся по разбитой машине, повторяю, по разбитой машине.
Краем глаза вижу, как впереди, со стороны улицы, ведущей к железнодорожной развилке, медленно выезжает старый, побитый «Субурбан». Останавливается…
– Я перезвоню.
Машина большая, в ней может быть человек десять-двенадцать. Я сую телефон в карман – вот, кажется, и настоящие неприятности начались. До них метров пятьдесят.
Открываются дверцы машины, вылезают люди. Пять, шесть и водитель, кажется, в машине. Автоматы у всех, молодые. Бородатые. Лица открыты. Внешне агрессивности не проявляют и не отходят от машины, кажется, чего-то ждут.
Рискнуть?
– Хей! – изо всех сил ору я. – Хасса таль хна! Хасса таль хна![5]
Никакой реакции. Один показывает на меня пальцем – по арабским меркам весьма невежливо – и что-то говорит остальным. Остальные смеются. Один трындит по телефону, непонятно на какую тему.
Ждут остальных? Какого хрена им так весело? Черт, сколько времени до вертолета – я ведь так и не спросил Хасана. А без поддержки мне здесь точно хана.
Что-то тяжелое шлепается совсем рядом, переброшенное через забор. Я прыгаю за припаркованную машину, отчетливо понимая, что, скорее всего, не успею. Но взрыва нет, я больно бьюсь плечом об асфальт, с трудом перекатываюсь. Боевики бегут в мою сторону – они тоже не ожидали, что граната не сработает. Двумя выстрелами я снимаю двоих из них – неплохое начало – и, сделав еще три выстрела, перекатываюсь на противоположную сторону улицы. Пять на двоих – я вскакиваю и бегу за разбитый «Ниссан», прежде чем боевики, опомнившись и заняв какие попало укрытия, открывают огонь. Огонь довольно плотный, из четырех стволов – по машине как градом бьет. Но меня не достает. Я лежу на земле и караулю свою последнюю возможность – большинство из тех, кто не слишком опытен в уличных боях, забывает о том, что у машины есть клиренс и из-под нее можно тоже стрелять. С хлопком лопаются обе передние шины, но мне удается поймать еще одного: насмерть или нет, я не понял, но он взмахнул руками и выронил оружие. Трое. Плюс один в машине. Плюс хрен пойми сколько сейчас сбегутся на стрельбу. И все.
Помимо «Ниссана» укрытий вблизи больше нет. Единственное, что я смог, – занять максимально безопасную позицию, так, чтобы меня защищал двигатель автомобиля.
– Аллах Акбар!
Идиот…
Выскочивший из того дома, в который я стучался, джихадист, вместо того чтобы сделать свое дело молча, заорал и выдал себя. Высунувшись, я поразил его двумя пулями из пистолета. Осколок то ли фары, то ли металла сильно, как пощечина, ударил по лицу, потекла кровь. Двое точно и двое приблизительно – уже неплохо. Но те, кто остается в живых, быстро учатся – они простреливали одиночными машину, не давая мне высунуться, и, по всей видимости, приближались короткими перебежками. Дальше – либо бросок гранаты, либо…