Тут прикатила бригада СМП.
Осмотрев новорожденного, доктор отозвал меня в сторону и тихо сказал, что есть кое-какие сомнения. Пока только сомнения, ничего больше… надо проверить. Ушки низко посажены, шейка полная, глазки раскосые…
Нас отвезли в инфекционную резервацию для тех, кто родил не в роддоме, как положено законопослушным гражданкам. Я слышал про это место и просил отвезти Лену с сыном в обычный роддом. Совал деньги, какие при себе были. Доктор кивнул, деньги взял и все равно отвез «куда положено». Санитарка тут же отобрала у Лены одежду и нарядила ее в рваный застиранный халатик без пуговиц. Ваню унесли на уколы, до меня еще несколько минут доносился его крик. «Чего вы так переживаете? Он же даун», – успокаивала медсестра.
Анализ крови подтвердил диагноз, повторный анализ дал тот же результат.
Я много раз набирал номер врачихи, делавшей УЗИ, и сбрасывал звонок. Набирал и сбрасывал. Наконец все-таки решился. Спросил, почему она так плохо справилась с работой?! Почему не заметила, что эмбрион дефективный?! Сделали бы аборт, не рожали бы инвалида.
– Я в Бога верю, – отфутболила меня врачиха. – Я увидела, что у вас дауненок, но нельзя же невинное дитя убивать.
Тут инициативу взяла Ленкина семья:
– С семнадцати лет мучиться с инвалидом?.. Чтобы больше никогда здоровых детей не иметь? Самым лучшим вариантом для всех будет, если он умрет. Общество страдает от инвалидов. Да и сами инвалиды страдают. Помочь такому ребенку умереть – милосердие, а чтобы ускорить смерть, надо сдать новорожденного в интернат. Лена по совету своей матери грудью Ваню не кормила. Чтобы не привязываться.
Мои родители колебались. Я ненавидел сына за то, что он своим появлением перечеркнул мою, по сути, только начинающуюся жизнь.
Ленка сразу согласилась, я не долго думал. Разбил стул об пол, швырнул телефон в стену и решил отказаться от сына. В муниципалитете мы подписали официальный акт. Знакомым сказали, что роды прошли неудачно, ребенок умер.
Первые дни мы ходили к Ване в больницу. Сторож не хотел меня пускать даже в приемную. Не положено. Я принес сторожу бутылку и больше его не видел. Медсестра сказала: в палате сквозняки, Ване нужны теплые носочки. Купили носочки. Назавтра они исчезли. Кто-то украл. Мы купили новые.
Спустя неделю моя мама забрала Ваню из больницы. Отец сомневался, но спорить не стал.
Меня мучил запах. Лена пахла так же, как брошенный нами сын. Запах не давал мне покоя. Лена считала себя неполноценной, неспособной родить нормального первенца. Не могла видеть меня, считала, что сделала меня несчастным. Скоро она ушла. Я остался один в бабушкиной квартире в Черемушках.
Содрав остатки полиэтилена и рассмотрев Ванину находку внимательно, я понял, что эта небольшая работа подлинный «холст-масло», что художественная ценность картины весьма сомнительна, но автор моден и неплохо продается. Некоторые мои клиенты заказывали Сазонову свои портреты в нарядах наполеоновских маршалов, изображения детей, жен и любовниц в образах древнегреческих божеств, а иногда и корпоративные полотна с целыми коллективами в духе «Ночного дозора».
Нам досталась фигуристая особа, напоминающая тех, что украшают дверцы дальнобойных фур.
Ваню картина зачаровала. Он смотрел на белое в черных каплях тело и глаз не мог отвести.
– Ваня, где ты взял это… эту картину?
– Не скажу, не скажу! – Он с разбегу бухнулся на диван с высокой спинкой и двумя истершимися бархатными валиками по бокам.
– Хватит ломаться! – потребовал я.
Тут он взял и заревел. Умеет делать это неожиданно.
– Не кричи-и-ии на меня-я-я-яяяя! А-а-ааааа! – моментально превратился в крупного пупса, брызжущего слезами и размазывающего сопли по физиономии.
– Я не кричу! Прекрати рев, ты уже взрослый!
– А-а-а-аааааааа, – пускает пузыри носом и ртом.
– Ну ладно, извини… Извини, я же так… как бы… Извини… – воспитатель из меня никудышный. Я обнял Ваню, похлопал по спине. – Не плачь, я ведь не просто так спрашиваю… странно все-таки… я машину выталкиваю, а ты вдруг притаскиваешь домой картину… а может, за ней охотятся гангстеры?..
– Она красивая… – всхлипнул Ваня. Плакать он прекращает, как ребенок – так же быстро, как начал. Он вообще отходчивый, мой Ваня. Мне бы так.
– Ну скажи, где ты ее взял?
– Не скажу!
– На помойке нашел?!
– Не скажу, не скажу!
– Пойдем, покажешь! – Я взял его за руку, помог надеть куртку и ботинки, оделся сам, и мы вышли за дверь.
С самого начала Ваня во всем отличался от нормальных детей. Даже телом, силуэтом. Обыкновенные дети похожи на хорошеньких кукол. Пропорциональная головка, ручки, ножки. Ваня же походил на игрушечного плюшевого медведя. Ручки и ножки тонкие, а голова и пузо – большие.