— Если бы я услышал их разговоры, то узнал бы, справедливы ли наши подозрения.
— Что за подозрения?
— Они могут догадаться, что мы их преследуем!
— Мозгов у них не хватит! Немцы — вообще не в счет, а скаут кажется мне не тем человеком, который рискнет своей жизнью ради спасения других. Значит, остаются только те трое мошенников-портняжек, которым вчера так повезло, несмотря на всю их дурость. Но они вряд ли догадаются о том, что мы пойдем следом. На Гиле ловить в силки бобров и медведей! Слышал ли кто-нибудь подобную глупость? Ладно, Постон, ступай и поторапливайся! Через полчаса я жду тебя обратно.
Лазутчик ушел, а еще один из искателей спросил:
— Когда нападем на них, Батлер? Сегодня вечером или на рассвете?
— На рассвете? Так долго ждать я не могу. Сгораю от желания посчитаться с ними, а прежде всего с тем маленьким хитрым толстяком.
— Может, когда они заснут и огонь погаснет?
— Нет. Мы прикончим их одним залпом, а для стрельбы нужен свет.
— Но пламя слишком велико и светит так далеко, что нас увидят, когда мы приблизимся.
— Раз они разожгли такой гигантский костер, у них нет ни малейшего подозрения. Конечно, мало приятного, что огромное пламя освещает землю так далеко, и нам придется подождать. Но как только пламя поубавится, медлить не станем. Предупреждаю, этот толстый малыш — мой! Ему суждено умереть от моей пули.
Батлер прибавил еще несколько крепких выражений, комментируя происшедшие накануне события. Сэм пролежал еще с четверть часа, но дальше искатели говорили так же тихо и осторожно, как незаметно подкрадывался он сам. Вернувшись к Уиллу Паркеру, Сэм забрал у него свое ружье.
— Слышал что-нибудь важное? — спросил его спутник.
— Очень мало. Только то, что они собираются напасть в тот момент, когда костер не будет таким ярким. Разведчика видел?
— Да, он прошел близко от меня, но ничего не заметил.
— Ладно, идем! Пора возвращаться.
Они долго шли неслышными шагами, двигаясь к лагерю не напрямик, а в обход, чтобы не попасться возвращавшемуся лазутчику. Не прошли они и половины пути, как услышали громкий английский выкрик, за которым последовал второй, немецкий.
— Дьявол! — выкрикнул первый голос.
— Боже милостивый! — вскричал второй. — Кто это?
— Кантор, — шепнул Сэм спутнику. — Пожалуй, парень сглупил. Пойдем быстрее, но только тихо, чтобы никто нас не заметил прежде, чем мы этого захотим!
Они поспешили к тому месту, откуда раздавались голоса. Подойдя ближе, оба остановились и прислушались.
— Кто вы, я вас спрашиваю! — снова послышалось по-английски.
— Я задыхаюсь… — ответили ему по-немецки.
Это действительно был голос отставного кантора. Он звучал так, будто кто-то наступил его преподобию на горло.
— Я хочу знать ваше имя! — снова раздалось по-английски.
— Там, в лагере…
— Не понимаю! Говорите по-английски! Вы из тех, что сидят у костра?
— Я пишу героическую оперу, которая должна идти три вечера подряд…
— Эй ты, говори понятно! Отвечай! Кто ты?
— Двенадцать актов, по четыре каждый вечер…
— Имя! Твое имя!
— Я ищу Хромого Фрэнка…
— Ну наконец-то! Значит, вас зовут Фрэнк?
— Я из Клотцше, что под Дрезденом. Оставьте же меня… о, о, наконец-то! Слава богу!
Теперь голос доносился яснее. Кантора отпустили, и он поспешил прочь. Слышались звуки его удаляющихся шагов.
Другой не преследовал убегавшего, а быстро пошел в направлении искателей.
— Это разведчик, — прошептал Сэм. — Серьезное дело. Он может нам все испортить. Придется вернуться и подслушать, о чем он расскажет. А ты оставайся здесь. Мне надо опередить шпиона.
Сэм побежал, а Уилл Паркер остался ждать. Прошло не менее получаса, прежде чем малыш вернулся. Подойдя к Уиллу, он сказал:
— Вышло лучше, чем я думал. Эта встреча могла стоить кантору жизни, а если бы мы вмешались, провалился бы наш план.
— Ну и за кого же приняли искатели этого несчастного сочинителя? — с улыбкой спросил Паркер.
— Разведчик даже не упомянул о нем.
— Не упомянул? Странно.
— Но это так. Этот лазутчик ничего не рассказал о встрече.
— Ничего не понимаю! Это же так важно, он непременно должен был рассказать о ней.
— Возможно, он промолчал от страха.
— Как это?
— Когда он уходил, Батлер предупредил его, чтобы тот никому не показывался на глаза. А разведчик нарушил его запрет. Расскажи он о встрече, ничего хорошего бы из этого не вышло. Поэтому, решил он, лучше промолчать. Его молчание пойдет нам на пользу. Теперь пойдем в лагерь!
Они двинулись дальше, но очень скоро снова вынуждены были остановиться, услышав впереди какой-то шум. Он становился все отчетливее, и вскоре стал различим стук копыт.
— На нас мчится лошадь! — воскликнул Паркер.
— Угу, — кивнул Сэм. — Быстро в сторону!
Оба едва успели увернуться, а когда животное проскакало мимо, приятели, несмотря на темь, заметили на ее спине две фигуры. Один из всадников громко стонал.
— Кто-нибудь из наших, Сэм? — спросил Паркер.
— Откуда мне знать! Их было двое, старый гринхорн.
— Один из них прямо держался в седле, а другой, что сзади, обнимал первого за шею.
— Ну, этого я не смог разглядеть. Ты не ошибся?
— Нет. Я стоял ближе, потому и разглядел все лучше. Один из них, пожалуй, наш, но кто же тогда второй?
Второй был из той же компании, а дело оказалось в следующем. Ши-Со, сын вождя, постоянно находился с Адольфом Вольфом, своим прежним товарищем по учебе и нынешним спутником; он ничего не имел против Сэма, Уилла и Дика, но, по индейскому обычаю, внимательно следил за всеми событиями и разговорами. В Тусоне он слышал, как Сэм отчитывал скаута и советовал тому оставить караван. Ши-Со давно удивляла затаенная в душе проводника злоба, и он стал внимательно наблюдать за последним. В лагере, после того как Хокенс и Паркер ушли, скаут серьезно поссорился с немецкими переселенцами, да так, что в конфликт вмешалась фрау Розали с ее бурным темпераментом. Причину ссоры Ши-Со не знал, но слышал, как разъяренная фрау говорила на повышенных тонах: