— Мистер, что этот господин все время нас толкает? Позаботьтесь о том, чтобы нас оставили в покое! Мы же не куклы, которых можно таскать и мять, когда захочешь.
Сэм не удостоил его ответом, поэтому Батлер продолжал:
— Вообще-то, я хочу спросить, по какому праву на нас напали и сбили с ног?
— Спросить? — Малыш расхохотался. — К чему эта комедия с расспросами?
— Да мы понятия не имеем, почему с нами так обошлись. Мы как мирные путники шли на ваш огонек. Не зная, чей это лагерь, мы шли осторожно, что само собой разумеется, почти тайком. И тут на нас предательски напали. Мы требуем немедленного освобождения!
— Требуйте, я не против. Но кто станет выполнять ваши требования? Скорее всего вы будете болтаться на фонарном столбе в Тусоне. И уже завтра, если не ошибаюсь…
— Хотите пошутить — выбирайте более приятные темы! Если уж речь зашла о Тусоне, то легко может статься, что там повесят именно вас. Или вам не известно, как здесь карают тех, кто нападает по ночам на честных людей?
— Честных? Хи-хи-хи! Вашу честность мы изучили еще в Сан-Ксавьер-дель-Бак!
— Там было совсем другое. Здесь мы просто шли посмотреть, кто находится в лагере, а вы на нас напали.
— И вы даже не предполагали, кого можете встретить?
— Откуда же!
— И все же вы же шли за нами по пятам от самого Сан-Ксавьера.
— Чепуха!
— А до нападения прятались в скалах, ожидая, когда погаснет костер.
— Обычная, жалкая ложь!
При этих словах Сэм отошел от огня и придвинулся к Батлеру вплотную.
— Не говорите «обычная», «жалкая», а то я прикажу так отделать вашу спину, что у вас почернеет в глазах! — прорычал старичок. — Меня зовут Сэм Хокенс, понятно? А вон там сидят Дик Стоун и Уилл Паркер. Нас называют Троицей. Вы забыли? Или считаете себя такими парнями, которые способны что-то доказать настоящим вестменам? Когда некто подходит к нам с «жалким» и «обычным», он рискует быть подброшенным в воздух, да так, что может навсегда остаться в облаках!
Батлер, казалось, навсегда прикусил язык. Сэм же добавил:
— Я сам побывал у вас в укрытии, когда вы прятались за камнями, и слышал каждое слово. Вы — искатели, но узнал я об этом не сегодня, а уже в Сан-Ксавьере.
Батлер не смог сдержаться:
— Боже! Искатели! Что за бред! Кто вам такое внушил, мистер?
— Вы сами. У меня хорошие уши.
— Даже самые хорошие уши могут ошибиться и услышать не то.
— Вы думаете? Или я не так расслышал ваш ответ на вопрос, что надо сделать с находящимися при нас женщинами и детьми?
— Ничего я об этом не знаю.
— Что они также должны быть убиты, чтобы никто из них не смог позже вас выдать?
—Понятия не имею.
— Как и о том, что добычу надо разделить, а фургоны сжечь?.. У вас исключительно плохая память. Ничего, в Тусоне ее поправят.
— Не тратьте слова на этого человека! — в первый раз в разговор вмешался офицер. — Пусть болтает, что хочет, но ему ничего не поможет. Раз доказано, что они искатели, завтра все они будут болтаться на виселице.
— Разве для этого не нужно нашего свидетельства? — осведомился Дик Стоун.
— Нет. Вы можете ехать дальше, я не буду вас задерживать или возвращать в Тусон. Вы мне рассказали как раз то, что нужно для суда. Доказательств больше чем достаточно, и нет никаких сомнений, что наши края наконец-то очистятся от бандитов, за которыми мы долго и напрасно гонялись. Даю вам слово, все они будут повешены.
От дальнейших разговоров отказались. Караул на ночь решили не выставлять и легли спать. Только один солдат остался возле пленных. Он не должен был спускать с них глаз. Связанного скаута отнесли к искателям и случайно он оказался возле Батлера. До сих пор они не обменялись ни словом, хотя это нетрудно было бы сделать. Позднее, когда все заснули и скаут заметил, что часовой смотрит только за тем, как бы пленники не освободились от пут, разведчик толкнул Батлера пяткой и прошептал:
— Спите, мистер?
— Нет. Кто в таких условиях сможет уснуть?
— Тогда повернитесь ко мне. Я хочу поговорить с вами.
Батлер выполнил просьбу скаута и осведомился:
— Вы были проводником этих мерзавцев, так? Что же с вами случилось?
— Меня стали подозревать в сговоре с вами.
— Так я и поверил!
— Сначала у меня и в мыслях не было связываться с вами, однако позже я стал подумывать об этом. Меня зовут Поллер, мистер, и я хочу, чтобы вы мне поверили. Шансы, что вас казнят, сто к одному, но я бы охотно помог вам спастись. Готов поклясться! Эти парни меня тяжко обидели, а я не привык прощать такие выходки. Один я ничего не смогу, но если вы захотите мне помочь, то будьте уверены: я отплачу!
— Помочь? Здесь никто не сможет никому помочь.
— Не согласен! Убежден, что утром они меня освободят. Вас же привяжут к лошадям и повезут в Тусон. Я обязательно поеду за вами; даго вам слово!
— Благодарю, мистер! Но мне уже ничто не поможет. Можете дальше не продолжать.
— Хо! Есть у меня хорошая мысль. Но привязаны ли вы к своим людям настолько, что не пожелаете свободы, если они ее не получат?
— Ерунда! Каждый близок только самому себе. Каждый спасается в одиночку!
— Так, значит, мыслим мы одинаково. Скажите своим, чтобы делали вид, будто все еще страдают от ударов прикладом. Пусть, сидя на лошади, качаются во все стороны, пусть притворяются слабыми. Меня бы удивило, если бы этот лейтенант не сделал остановку, чтобы дать пленникам передохнуть. Я уверен, что при этом вам развяжут ноги. И тогда вы сможете, даже со связанными руками, быстро забраться на самую резвую лошадь и ускакать назад, где я уже буду вас поджидать. От неожиданности солдаты оцепенеют и бросятся в погоню не сразу. В этом и есть ваше преимущество. Если кто-то слишком приблизится к нам, у меня есть хорошее ружье…
Батлер ответил не сразу; он задумался и заговорил только после долгого размышления: