— Я должна была сделать больше, Трой.
— Ты сделала всё, — сказал он, хватая её за руки и встряхивая. — Разве ты не понимаешь? Мне чертовски повезло по сравнению с большинством. Это редкость — быть отданным в ту же приёмную семью. В конце концов, думаю, я провёл больше времени у вас, чем у себя. Твои родители приняли меня, дали мне дом. Твой брат стал первым моим другом. Хизер сводила меня с ума: наконец у меня появилась младшая сестрёнка, чтобы надоедать мне и помочь всё забыть. Она заставила меня почувствовать себя нормальным. И ты…
Ох, Камрин. Она даже не подозревала, как много для него значила. Не существовало таких слов.
— Я?
Да, она.
— Ты выдёргивала меня из постели и заставляла ходить в школу. Ты помогала мне с домашним заданием. Ты делала мне бутерброды и… и никогда никому не рассказывала о том, что видела или слышала. Ты говорила мне, что я способен на многое, заставляя меня считать себя кем-то.
Это была самая ужасная часть. Камрин заставила его чувствовать себя кем-то, когда внутри он был просто никем. Единственные моменты в жизни, когда он ощущал себя достойным чего-то, были тогда, когда она была рядом. И большую часть своей жизни Трой провёл в погоне за этим чувством, только теперь осознав, что это она была его причиной. Он отпустил её руки и откинулся на спину.
Ему вообще не следовало к ней прикасаться.
— Так вот из-за чего весь этот список, Трой, не правда ли? Отплатить за то, что была добра к тебе? Некая извращённая форма благодарности?
Да. Нет. Частично. Возможно, так всё и начиналось, но теперь причина не в этом.
— Нет. И не жалей меня сейчас.
— Трой…
Сглотнув, она потянулась и обхватила его щеки, её руки были такими тёплыми по сравнению с тем, каким холодным он стал. Подушечки её пальцев вытерли остатки слёз, напоминая ему, насколько его отец всё ещё мог заставить его ощутить себя слабым. Наклонившись, она поцеловала его в каждую щеку, и в тот момент, когда ресницы Кэм трепетали у его лица, у него появилась отвратительная мысль, что это, в сущности, всё, что ему достанется. Некто временная вроде Кэм, которая может свободно плакать по нему, но которой стыдно за себя. Которая будет думать только о нём, а не о себе.
Некто, кто прогонит холод.
Никто и никогда раньше не плакал из-за него.
— Кэм, перестань плакать. Пожалуйста.
Её пальцы вцепились в его бицепсы, когда она поцеловала его грудь, прямо над сердцем. Он закрыл глаза и запустил пальцы в её волосы.
— Я тебя не жалею, — произнесла она. — Я воображаю, как убиваю твоего ублюдка-отца.
Болезненный узел в его животе начал ослабевать, горло перестало сжиматься.
— Что?
Она посмотрела на него, снова став столпом равновесия, который он привык видеть в ней до этой поездки.
— Это то, что я делаю.
— Ты убиваешь людей в своём воображении?
Она улыбнулась, и узел исчез.
— Нет. Когда ситуация становится невыносимой, я начинаю представлять в своей голове всякое разное, чтобы не слишком остро реагировать.
Теперь это многое объясняет.
— Приведи пример.
Она уставилась на его грудь.
— Когда Максвелл порвал со мной, мне хотелось плакать, но вместо этого я представила его с рогами и копытами. Это всегда помогает. — Она глянула на него. — Но не с тобой.
Хм.
— Почему не со мной?
Она пожала плечами.
— Из-за твоего дурацкого списка, полагаю. Или ты…
Ему было интересно, помогало ли это до списка, но даже он не был уверен, что готов к ответу.
— Или что?
— Или ты просто удосужился заглянуть глубже. Разглядеть за моими щитами, — сказала она.
— Так, для сведения, Максвелл ошибался по поводу того, что он тебе сказал.
Она покачала головой, закрыв глаза.
— Чья очередь?
— Моя, — ответил он, желая снова перевести разговор к ней. — Откуда у тебя взялись такие представления о себе? Зачем было возводить стены и притворяться?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Может быть, наблюдая, как Хизер добивалась всего слезами, пока была ребёнком. Или из-за отвращения к тем женщинам, которые отказываются быть самостоятельными, тратя больше времени на беспокойство о тенях или цвете шиньона, чем о шестичасовых новостях.
— Я понимаю твою независимость и интеллект, Кэм. На самом деле, я это уважаю. Но зачем стены?
Глядя вниз, она опять пожала плечами.
— Я росла, только и слыша, как Хизер прекрасна. Как красив Фишер. Когда твои подруги приходят к тебе домой, просто чтобы попускать слюни на твоего брата, а твой кавалер с выпускного бала всю ночь приударяет за твоей сестрой, а затем уезжает с кем-то ещё, это оказывает определённое влияние на мысли девушки.
Как же он этого не знал? Всё прямо перед его носом, и всё же он не догадывался.
— Где твоя мама? — спросила она.
Он едва не получил травму позвоночника.
— Эм, она села в тюрьму, когда мне было два. За проституцию. Там она умерла от передозировки.
— Ты её помнишь?
— Нет. — И, возможно, именно поэтому у него не было чувств по этому поводу. — Сколько у тебя было мужчин?
Трой понятия не имел, откуда взялся этот вопрос, или почему он спросил, но неожиданно ему стало необходимо знать, относились ли к ней все парни так же, как Максвелл. Удосужился ли кто-либо из них показать свою любовь, или же они просто ушли, как и её чёртов кавалер с выпускного бала в средней школе.
— Два.
— Два, — повторил он чужеродное понятие. — Два, включая меня? — О боже, может ли такое быть, что он лишь второй мужчина, с которым она была?
— Три, включая тебя.
Обернувшись простынёй, она встала и прошлась по комнате, подбирая с пола трусики. Натянув их, Кэм отправилась на поиски пижамы. Она потрудилась взять только футболку, оставив боксёры на сумке. И пока он наблюдал, она повесила платье в гардероб, забралась обратно в кровать и легла на бок, лицом к нему.
— И ты обоих любила? — спросил он, ложась и глядя на неё. Он подпёр голову рукой.
— Обоих. Я не занимаюсь сексом, если… — Она резко замолчала и прикрыла рот рукой. — Что ж, полагаю, я всё же занимаюсь сексом без любви. Или только в этот раз. Я имею в виду, я не люблю тебя. Знаешь, не так.
Если бы его так не забавлял её лепет, он мог бы оскорбиться. И обидеться.
— Как «не так»?
— Не тем видом любви, подразумевающим покупку автомобиля и совместное пользование банковским счётом.
Он уставился на неё. Либо этот список ничему её не научил, либо она лжёт.
— Разве ты не имеешь в виду «долго и счастливо» и два с половиной ребёнка?
— Каким образом у тебя получилась половина ребёнка?
— Это твой следующий вопрос? — спросил он, улыбаясь. Ему нравилась эта сторона в ней — как раз перед самым сном, когда её голос становился сонливым, глаза тяжёлыми, и она улыбалась беззаботно. Она была такой до боли красивой.
— Нет. Ты любил кого-нибудь из тех женщин, с которыми спал?
Но прежде чем Трой успел ответить, её глаза сомкнулись. Она уснула в считанные секунды. Он смотрел на неё, тысячи мыслей проплывали в его голове, и ни одна из них не была уместной или здравой, когда дело касалось его и Кэм.
Факты оставались фактами, а чувства — чувствами. Он влюбился в неё. И, наверное, влюблён в неё уже давно.
Он не был как большинство мужчин. Эта мысль не напугала его до слепой паники. Но она заставила его желать, чтобы этот список возымел результат. Трою это было нужно. Потому что иначе Кэм продолжит идти по своему разумному жизненному пути, которым всегда шла прежде, и выйдет замуж за того, кто не любит её даже на восьмую часть так сильно, как он. Она не узнает, как драгоценен дар истинной любви.
А он вернётся к тому, что снова начнёт встречаться с чередой женщин в надежде, что одна из них сможет заставить его почувствовать себя так, как заставляет его чувствовать себя только она. Закончится тем, что она будет той, кто ушёл, той, кого он никогда не забудет. Словно в стихотворении Хемингуэйя.