Он обернул полотенце вокруг талии и побежал к входной двери.
— Кэм, ты рано.
Она стояла на пороге, одетая в штаны цвета хаки и белую блузку. Камрин обвела его взглядом своих огромных карих глаз.
— Трой, ты голый.
— Не совсем. На мне полотенце. — Он отошёл в сторону, чтобы пропустить её внутрь. — Присаживайся. А я пойду оденусь.
Натянув в спальне футболку и шорты, он прошёл по коридору в кухню. Уже зная её ответ, он всё равно спросил:
— Хочешь пива?
— Нет, спасибо.
Он схватил бутылку «Миллер Лайт» и сел на диван напротив неё.
— Как твоя жизнь в Чикаго?
Она отвела глаза от их семейного портрета, чтобы взглянуть на него.
— После свадьбы я переезжаю обратно домой.
Когда дело касалось Камрин Кович, нужно было очень внимательно приглядываться, чтобы увидеть эмоции. У неё были чувства, но они были глубоко погребены под всем этим дерьмом, которое она навалила сверху. Трой же читал по её глазам. Сейчас у неё был тот же взгляд, что и двадцать лет назад, когда социальный работник привёз его в дом её родителей. Он лёг спать без ужина, по собственному выбору, а она принесла ему бутерброд с арахисовым маслом и джемом со срезанной корочкой.
Она не спрашивала о его синяках. Не расспрашивала о его изодранной одежде. На самом деле, она ничего не сказала, кроме…
— Хочешь об этом поговорить? — спросил он её сейчас, копируя её вопрос, который она задала когда-то давно.
Несколько долгих секунд она изучала его лицо, а затем улыбка коснулась уголков её губ. Грустная, но все же улыбка. Она помнила.
— Нет, но спасибо.
Такой же ответ был и у него тогда. Трой глотнул пива, чтобы избавиться от кома в горле. Камрин к тому же была единственным человеком, который мог заставить его почувствовать себя сентиментальным.
— Я не видела дом с тех пор, как ты купил его. Мне нравится, как ты здесь все обустроил.
— Спасибо, — ответил он, оглядываясь вокруг. Он выкрасил стены гостиной в насыщенный красновато-коричневый цвет. Мебель была чёрной. Все остальное просто кричало: «холостяцкая берлога».
— Хизер говорит, что этому дому не хватает женской руки.
— Ну, тогда он уже не был бы твоим.
Боже, она всегда по-настоящему его понимала. Даже больше чем её брат — его лучший друг. Она понимала, как это важно, после такого детства, как у него, обладать чем-то собственным. Она поместила в рамку их семейный портрет, сделанный в одно Рождество, как подарок на новоселье. И ещё купила ему банку арахисового масла.
— Итак, Кэм, что за предложение? Оно хотя бы неприличное?
Она застыла.
— Оно вполне неприличное. Хотя это не совсем предложение…
— Чёрт, — проговорил он, стараясь поднять ей настроение. Тщетно. — Больше чем…
— Мне нужен кавалер на свадьбу Хизер.
Трой закрыл рот, совершенно не ожидая услышать от неё такое. Она хотела, чтобы он свёл её с кем-то, или что-то типа этого? Потому что он не знал человека, который мог бы с ней справиться.
— И?
Её глаза на мгновение закрылись.
— Будешь моим кавалером на свадьбу?
Он почти рассмеялся, пока не вспомнил, что у неё не было чувства юмора. Но он всё равно оглядел комнату в поисках скрытой камеры.
— Что ты делаешь?
— Э-э, ничего, — ответил он. — А что насчёт твоего очень серьёзного бойфренда? Фишер говорил…
— У нас с ним ничего не получилось, — нетерпеливо проговорила она, прерывая его и сглатывая. — Послушай, если коротко, сейчас я одна. Ты же знаешь маму с папой. Хизер беспокоится о том, что семья её опозорит. Мне просто нужен кто-то, кто будет моим парнем, с которым я достаточно долго встречалась, чтобы пережить эту поездку. После чего мы сразу же расстанемся.
Он встал и заглянул под кушетку. Где-то должна была быть скрытая камера. Микрофон. Что-нибудь. Потому что Камрин Кович стоически сидела в его гостиной, приглашая его на свидание.
— Трой, что ты делаешь?
— Хизер установила в доме прослушку? Как она заставила тебя это сделать?
Когда же она не ответила, он поднял взгляд с того места, где стоял, опустившись на колени. Её рука вспорхнула к губам, а взгляд метнулся к окну.
Она не шутила. А он повёл себя как осёл. Он снова сел, взяв себя в руки.
— Я видел все эти фильмы, знаешь ли. Они всегда заканчиваются тем, что герои влюбляются друг в друга.
— Этого не произойдёт.
Она была права на этот счёт.
— Ты можешь заполучить любого парня, которого захочешь. Почему я?
То, как она посмотрела на него, заставило даже его внутреннего ребёнка съёжиться.
— Нет необходимости насмехаться надо мной. Я знаю, ты обычно не встречаешься с женщинами типа меня, но…
— Женщинами типа тебя? — повторил он.
— Да, мы очень разные. Я не твой тип.
Теперь ему стало любопытно.
— И какой же мой тип?
Она потёрла лоб.
— Худые, обесцвеченные блондинки, и с размером груди больше, чем коэффициент их умственного развития.
— Ауч, Кэм. А теперь кто тут кого оскорбляет?
По крайней мере, ему удалось вывести её из равновесия так же сильно, как и ей его. Что не так уж и легко, когда дело касается Кэм. Эта женщина может справиться с чем угодно, заставить любого человека почувствовать себя дебилом. Она испустила раздражённый выдох и отвернулась.
— А почему я не стал бы с тобой встречаться? — Не то чтобы он не знал ответа, но ему было любопытно, какова её аргументация.
— Боже, Трой. Ты выглядишь так, словно был усовершенствован цифровой обработкой с того самого момента, как встал с постели.
— Это комплимент? — Звучало вроде как комплимент.
Она просто пристально глядела на него, а он смотрел в ответ. По-настоящему смотрел. Камрин была больше милой, чем горячей. Больше «девушкой по соседству», чем «девушкой на шесте». У неё было ангельское личико со слегка выделяющимся носиком-пуговкой. Её кожа была бледнее, чем у её брата и сестры, придавая каштановым волосам, цвета корицы и длиною до плеч, выразительности. Она не была тростинкой, как Хизер, обладая изгибами песочных часов, которые он всегда ценил в женщине. Но её глаза… в них она словно и не выросла вовсе. Космическое сочетание зелёного, голубого и коричневого.
Если бы она не была Камрин Кович, то он, вероятно, увлёкся бы ею.
— Ты же меня знаешь, Трой, — спокойно сказала она, нарушая наконец зрительный контакт. — Я понимаю, что будет означать для тебя это согласие. Но, пожалуйста, я не хочу, чтобы Хизер, оглядываясь на день своей свадьбы, вспоминала только о том, как я всё испортила.
Она ничего не могла испортить, даже если бы постаралась. Хотя, что ещё более важно…
— Они возненавидят меня. Твоя семья — единственное, что у меня есть. После этого предполагаемого разрыва они будут меня ненавидеть.
Она покачала головой. Уставилась на свои колени.
— Нет, не будут. Они подумают, что ты временно потерял рассудок. Они будут ненавидеть меня. За то, что позволила тебе уйти или причинила боль, или испортила ещё одни отношения.
Не могло быть, чтобы она в это верила. За исключением того, что выражение поражения на её лице говорило, что она верила. Её губы были крепко сжаты, словно она пыталась не заплакать. Кэм, которую он знал, не знала, как плакать.
— Тебя хотя бы влечёт ко мне?
Её рот открылся. Голова резко поднялась.
— Извини?
— Семья будет ожидать от нас, что мы будем вести себя как пара. Держаться за руки, целоваться, публично проявлять любовь.
— Я не проявляю любовь на публике.
Он задавался вопросом, а проявляет ли она её наедине. Он стремительно подошёл к ней и положил руку ей за спину.
Она слетела с кушетки.
— Что ты делаешь?
Он не думал, что её глаза могли бы стать ещё больше. Как же он ошибался.
— Целую тебя.
— Зачем?
Встав, он сделал шаг в её сторону. Она отступила на шаг назад.