Постараюсь, как смогу, описать памятное событие. Что-то вроде записок капитана Кука, хотя участниками стали не чернокожие дикари, а белые люди, некоторые из них даже дворяне. Похоже, все на корабле стремились открыто продемонстрировать хотя бы часть истинной природы человека: его врожденные предрассудки, его любовь к церемониям и его откровенную радость при праздновании настоящей причины бракосочетания — стремления к продолжению рода, победы животного начала в человеке!
Итак, постараюсь быть точным. Женщине в таких делах отводится более серьезная роль, чем мужчине. Ранним утром к мисс Грэнхем явились миссис Ист, миссис Пайк и миссис Брокльбанк. Как мне доложили, дамам удалось отговорить ее от матросской робы. Женская половина судна пребывала в твердой уверенности, что для будущего жертвоприношения невеста должна быть одета надлежащим образом. Вопрос спорный. Жених умирал и — несмотря на то, что дамы этого не знали — жертва была уже принесена. Как бы то ни было, кругом кипели обсуждения и раздавались шутки: иногда довольно смелые, если не сказать вульгарные. Дальше всех зашел мистер Томми Тейлор. Рассуждая о медовом месяце, на самом деле по многим причинам невозможном, он произнес голосом тихим, но прерываемым взрывами дикого смеха, похожего, как обычно, на хохот гиены. Я написал: «как обычно», но с течением времени мальчишеское в Тейлоре проявлялось все меньше, а вот звериное, гиенье — все больше… Впрочем, я отвлекся. Итак, Томми заметил — между прочим, в присутствии одной из дам, — что мисс Грэнхем станет похожа на адмиральские канты. Подвергнутый тщательному допросу — в чем же тут сходство, признался, что леди точно так же «фигурно закрутят и уложат». Кипя от возмущения, я счел своим долгом отвесить ему такую затрещину, от которой в голове у него загудело, а глаза, как я с удовольствием заметил, сошлись у переносицы не меньше, чем на минуту.
В коридоре собралось живописная и впечатляющая компания. Целая процессия переселенцев явилась в обыкновенно закрытый для них отсек. Без всякого приглашения они смешались с пассажирами. Мистер Брокльбанк нацепил розовый галстук и избавился от своей накидки. Мужчины щеголяли розетками в петлицах, явно сохранившимися еще с бала. Женщины принарядились и выглядели, во всяком случае, опрятно. Я, понятное дело, тоже облачился в подходящий случаю костюм, а Боулс и Олдмедоу никогда их и не снимали. Тщедушного мистера Пайка нигде не было видно. Настроение у всех было самое радужное.
Все изменилось, словно новобрачным улыбнулись небеса! Все зашумели с новой силой. Вахтенные на палубе стащили парусиновый чехол и деревянный щит с застекленного потолка. Сумрак сменился рассеянным дневным светом, словно в старой деревенской церкви. Уверен, свет этот оживил множество воспоминаний о родных местах и вызвал столько же улыбок, сколько и слез.
Пробило шесть склянок — утренняя вахта. Из каюты Преттимена вытащили парусиновый стул. Шум внезапно стих. Появился капитан Андерсон, мрачный как всегда, если не мрачнее. За ним семенил Бене, держа под мышкой огромную книгу в коричневом переплете — судовой журнал. Капитан надел ту же парадную форму, в которой обедал на «Алкионе». Я тут же представил себе, как Бене (образцовый флаг-адъютант!) нашептывает ему: «По моему скромному разумению, сэр, парадная форма будет очень кстати». Бене тоже был в парадном и, судя по рассеянному взгляду, сочинял для невесты любезное поздравление в стихах. Беспомощный жених, разумеется, оставался в постели. Капитан вошел к нему в каюту.
Появилась мисс Грэнхем — в белом! Возгласы, перешептывания, снова тишина. Платье, возможно, было ее собственным, а вот фата раньше служила вуалью миссис Брокльбанк. Я был в этом уверен, потому что следом за невестой из ее каюты — и как они только там помещались?! — вышли миссис Ист, миссис Пайки, разумеется, миссис Брокльбанк. Мисс Грэнхем с достоинством прошествовала от своей каюты к каюте Преттимена, несмотря на то, что ей для этого пришлось держаться за поручень. Женщины приседали в реверансе, мужчины кланялись или отдавали честь. Невеста переступила через порог и вошла в каюту жениха. Бене остался снаружи. Мы с Олдмедоу протолкались к двери. Бене невидящим взором вперился в спину мисс Грэнхем. Я подергал его за рукав.
— Будьте так любезны, разрешите свидетелям пройти.
Лейтенант подвинулся, толпа загомонила и смолкла. Мисс Грэнхем стояла у койки, на уровне плеч Преттимена, и тут мне в голову пришла простая мысль — настолько простая, что, видимо, никто об этом не подумал. Преттимен по-прежнему лежал головой к корме!