– Брось ты! Не то так и не пойдём никуда.
А идти было далёко. Прочь от реки, мимо заброшенных полей, сырым логом и луговиной. Траву здесь отродясь не косили; стояла она выше головы, налитая земными соками. Пахли мёдом белые венчики, резные листья трогали за плечо; даже вздумай Зимка наябедничать тётке, нипочём их тут не поймают. Перед самой лесной опушкой Митар вдруг встал, боязливо заозирался.
– А ну как там неживые? – шёпотом сказал он, щурясь на морщинистые стволы.
– Конечно, – Яр важно кивнул. – Там они и есть.
– Не след с ними встречаться!
– Так они днём в норах спят, – Пройда загодя отскочил подальше и показал другу язык. – Не быть тебе охотником! Охотники ничего не боятся.
Митар озлился, пошёл весь красными пятнами.
– Я-то буду, а ты-то – нет! У тебя отец – пахарь, значит, и тебе пахарем быть!
– А вот поглядим!
Яр сорвался с места и припустил со всех ног прямиком в чащу. Не кинься Митар следом, он бы, наверное, сам струхнул через дюжину шагов: против других окрестных лесов в Гиблом было темно и сыро, тут и там лежал укрытый мхом бурелом, а прелые листья стелились под ногами сплошным ковром – ни следа, ни звериного, ни человечьего. Яр перешёл на шаг; он ещё мог бы бежать, да уж не хотелось. Холодно стало. Страшно.
– Пройда, – шёпотом позвал Митар, – пойдём назад.
Яр, храбрясь, фыркнул насмешливо.
– Ты иди, а я на край мира поглядеть хочу.
– А разве ж его видно?
– Может, и не видно. Не пойдём – не узнаем.
– Яр! – Митар, поднатужившись, нагнал его, пошёл рядом, тяжело дыша. – А вдруг его не видно, а мы возьмём, да и…
– Что ж ты за трус такой! – Пройда рассмеялся нарочито громко; голос его далеко раздался меж вековых деревьев. – Боишься – так и иди назад…
Он умолк на полуслове и встал как вкопанный. Митар тоненько охнул и задрал голову вслед за другом. Впереди среди листвы показались высокие выгнутые жерди, белые, как кость, перевязанные у заострённых верхушек цветными лентами. Теперь, когда смолк шум шагов, стало так тихо, как никогда в лесу не бывает. Ни птичьего посвиста, ни шороха в зарослях – только и слышно, как шелестит в низких ветвях едва живой ветерок. Яр поднял руку и, как учила мать, сотворил перед собой обережный знак. Митар торопливо за ним повторил.
– Тут, что ли? – шёпотом спросил Пройда.
– Дальше, – так же тихо отозвался друг. – То волхвы поставили, чтоб никто туда не ходил.
– Ты почём знаешь?
– Батюшка сказывал…
Всё было тихо. Никого, кроме них двоих, не видать, не слыхать – живых ли, неживых. Яр тронул носком башмака мягкую зелёную траву. Такая же, как везде.
– Пойдём-ка глянем.
– С ума, что ли, сошёл? – буркнул Митар. Он попятился назад, замотал головой. – Пропадёшь ведь!
– Не пропаду. Я до столбов и назад…
Митар, белый, как простокваша, спиной прижался к корявому вязу, аж глаза зажмурил от страха. Ну и пусть его… Тихо, ровно настоящий охотник, ступая по влажной земле, Яр подобрался к ближайшему столбу, тронул бледный гладкий бок. Неживое дерево под его ладонью было едва тёплым. Высоко-высоко над головой вилась вокруг серого когтя яркая алая лента. Обняв что было силы небывалую вешку, Яр кое-как вскарабкался по ней – недалеко, правда, не выше своего роста. Разожми он руки – тут же свалится, а что тогда, о том лучше не думать вовсе. Там, дальше, за крутым изгибом жердины, с виду такой же лес, как и за спиной. Висят на ветвях ядовитой крушины бледные незрелые ягоды. Поваленное бревно, почти разъеденое влагой и временем, заросло тёмными мхами. Виднеется сквозь просветы в листве далёкое белое небо. Впереди, посредь колючих зарослей, меж буро-зелёных стволов – нездешнее, страшное, манящее… Стоит только глаза закрыть – и понятно, где он, край мира. Будто едва слышный звон раздался из неведомой дали, будто острой иголкой кто уколол прямо в грудь. Как уйти теперь? Как не ступить за грань, из-за которой не вернуться?
Кто-то тихонько захныкал невдалеке. Должно, Митар совсем испугался… Яр встрепенулся, растерянно разжал окостеневшие пальцы, мешком свалился на мягкую сырую землю. Тут же вскочил, утёр со лба выступившую испарину. Увитые лентами столбы высились за спиной. Не беда; теперь-то он точно знает, в какую сторону ходить нельзя. Митар так и стоял, прижавшись к замшелому древесному стволу, неотрывно смотрел другу вслед. Не плакал.
Яр боязливо отпрянул к волшебной ограде. А ну как неживые? Всякий знает, какие они ловкие обманщики. Два лета тому назад, говорят, в Рябинах так девку в лес свели: помстилось посредь чащи, будто дитя плачет – и всё, поминай как звали. Да только разве умеют неживые эдак жалобно, тоненько, безнадёжно? Яр крепко стиснул зубы. С неживым не заговаривай – тогда и нет у него никакой власти. Довольно одним глазком только взглянуть и, случись чего, сразу за ограду. Недаром её волхвы здесь поставили…