— Я понимаю, — признался Дэвид, — но под всем этим я вижу мою капризную изменчивую Гвен.
— Я просто-напросто никчемная девчонка, — вздохнула она. — А теперь тебе надо идти, если не хочешь встретиться с Клодом. — Она взглянула на платиновые, осыпанные мелкими брильянтами часы на запястье. — Он сейчас придет ужинать. За все свои ухаживания он пока получил всего-навсего несколько поцелуев. И он знает, что меня ему не купить даже вот такими штучками.
Она снова бросила взгляд на свои часы.
Дэвид поднялся, чувствуя себя несчастным и удрученным. Гвен обняла его в порыве искренней нежности, с какой она и встретила его.
— Не беспокойся за меня, — попросила она. — Все будет в порядке. Как-никак, а я уже научилась не давать себя в обиду.
— Если бы я только мог оградить тебя от невзгод, — грустно сказал он.
— Помнишь, как ты говаривал когда-то: «Гвенни что кошка: как ее ни брось, всегда упадет на лапки».
Он улыбнулся.
— Я и забыл. Спокойной ночи, дорогая.
Он поцеловал ее, — вышел, ссутулившись, за дверь и уже шагал прочь от ухмыляющегося чудовища, когда она вдруг крикнула вдогонку:
— На следующей неделе из Джипсленда приезжает Брайан. Знаешь, в общем-то, я его очень люблю!
Глава XVII
Дэвид шел по улице в тени сомкнувшихся над ним деревьев, и сердце его разрывалось от любви и тревоги за Гвен. Он испытывал инстинктивное желание защитить ее и оградить от невзгод; его удручала развязность и апломб, которыми она хотела блеснуть перед ним, давило сознание собственного бессилия, невозможность отвлечь ее от той жизни, к которой опа так тянулась.
Он понял, что не в силах даже отвратить неминуемую катастрофу, которой кончатся ее близкие отношения с Мойлом.
Противодействие желаниям Гвен никогда ни к чему не приводило. Она была еще совсем крошкой, а ее уже приходилось всеми правдами и неправдами отговаривать от очередной рискованной проказы. Она любила залезать на высоченный старый эвкалипт, который рос у них во дворе, — только бы напугать мать; или заплыть далеко за песчаную отмель в кишащие акулами воды залива, когда семья приезжала на отдых в Блэк-Рок, — только бы подразнить братьев. Гвен была существо жизнерадостное и непосредственное, она была застенчива и чувствительна, подвержена внезапным бурным приступам гнева, неизменно оканчивающимся раскаянием и слезами.
Странно, размышлял он, Гвен всегда была ближе его сердцу, чем другие дети. Что бы она ни натворила, Дэвид тут же был готов оправдать ее и выступить в ее защиту. И остальные члены семьи, зная эту его нежную привязанность, говорили: «Гвен ничего не стоит обвести папочку вокруг мизинца».
Так оно и было на самом деле, и Гвен всегда льнула к отцу, уверенная, что найдет у него защиту и ласку. Она росла в атмосфере любви и поклонения. Этого отношения к себе она ожидала и теперь, покинув отчий дом и занявшись поисками места под солнцем вне его высоких надежных стен. Грубое отношение было ей неведомо, она и представить себе не могла, что с ней, любимицей и баловнем семьи, милой, обаятельной Гвен Ивенс, может плохо обойтись человек, поклявшийся ей в любви. Приключившееся с ней несчастье она восприняла как катастрофу.
Удивительно, до чего близко к сердцу принимала она всякого рода мелкие трагедии — плакала горючими слезами над сломавшей крыло птичкой, над муравьем, раздавленным на тропинке, над голодным котенком — и в то. же время с полнейшим равнодушием относилась к истинно великим трагедиям человеческого бытия: страданиям и бедам, порожденным войной, голоду и болезням, жестоким преследованиям, несправедливости и притеснениям.
Быть может, она намеренно отгораживалась от людских невзгод, не желая причинять себе излишней боли? Бедняжка Гвен, она похожа на беззащитного мотылька, который порхает то на солнцепеке, то в тени в неуемном стремлении получать от каждого мгновения одни лишь удовольствия.
Что же ему делать? Не в его силах вырвать из сердца любовь к этой своей капризной, непостоянной дочери.
Без сомнения, он мог бы восстановить прежнее свое сравнительное благополучие. Для этого всего-то и надо, что смиренно поклониться в ножки Карлайлу или издателю любой ежедневной газеты в Сиднее или Аделаиде и клятвенно обещать прекратить пропаганду мира и разоружения. И ему снова будет гарантировано весьма солидное жалованье. Вполне достаточное, чтобы обеспечить Гвен и оградить ее от жизненных напастей.
Он отнюдь не был уверен, что Гвен получит работу, которой так страстно домогалась. Следовательно, выход оставался один — Мойл и все, что он ей предлагал: деньги, поклонение, развлечения. Гвен прельщал обманчивый блеск, и все же она не решалась сделать последний шаг, который, как она знала по горькому опыту, может привести к печальным последствиям.