Последняя фраза была особенно созвучна мыслям и думам Дэвида.
Билл Берри как-то сказал, что люди, которые зависят от своей работы и ежемесячного заработка, чтобы оплачивать содержание дома, расходы на питание и одежду для своих жен и детей, даже будучи теоретически настроены в пользу разоружения, в глубине души побаиваются сформулированных в общих чертах планов, которые временно могут перевести их в ряды безработных.
Дэвид возражал, что при теперешних обстоятельствах любое изменение в военной конъюнктуре неизбежно приведет к тому же.
Все ученые, экономисты и сторонники разоружения подчеркивали, что последовательным стадиям перехода от военного производства к производству мирному, рассчитанному на то время, когда война больше не будет угрожать спокойствию и счастью человечества, должно предшествовать тщательное планирование промышленного производства и изучение специфических нужд отдельных районов.
Учитывалось также, что спланированная таким образом экономика новой эры в значительной мере оградит трудящихся от безработицы и неуверенности в завтрашнем дне, от которых страдало большинство из них при нынешнем хаосе в развитии промышленности, усугубляемом все большей автоматизацией производства.
Перечитывая свою обзорную статью относительно проблемы разоружения, Дэвид испытывал неудовлетворение: ясно, что в таком сжатом отчете невозможно рассмотреть вопрос со всех сторон. Хорошо бы, если бы каждый мог ознакомиться с докладом Организации Объединенных Наций. Несмотря на разумность выводов, многие аспекты этого плана и трудности воплощения его в жизнь требовали пристального внимания. В самом докладе признавалось, что препятствия, мешающие осуществлению плана, имели столь же политический, сколь и экономический характер. На пути прогресса, задерживая его, возникал пресловутый «ослиный мост», упомянутый еще Евклидом. Но шаги на этом пути уже были сделаны. Исследовательские группы и эксперты, занимающиеся промышленным планированием, уже напряженно работали, пытаясь упростить и облегчить переход от военной экономики к гражданской, который они считали неизбежным.
Дэвид хмурился, глядя на кипу книг, документов, брошюр и статистических исследований, на основании которых он надеялся написать свою обзорную статью. Ему не хватало конкретных доказательств, чтобы ответить на вопрос, каким же образом будет сотворено чудо, доказательств, которые рассеяли бы сомнения любого Фомы Неверующего, убедили бы трудящихся, промышленных магнатов и правительства, что они могут без ущерба для себя согласиться с сокращением производства, вызванного уменьшением капиталовложений в те объекты военного производства, которые уже утратили свое значение.
Раздосадованный тем, что вся эта колоссальная информация далеко не так исчерпывающа, как хотелось бы, он вдруг почувствовал на себе чужой взгляд и быстро вскинул глаза к окну.
На него в упор глядело чье-то лицо — мертвенно-бледное, залитое дождем лицо с испуганными глазами и полуоткрытым ртом.
Дэвид смотрел на человека, человек смотрел на него. Черты лица показались Дэвиду знакомыми, и все же он не узнавал его.
— Мистер! — едва слышный шепот достиг его ушей.
Дэвид встал, резко отодвинув кресло.
— Тони! — крикнул он и вышел за дверь, где бушевали дождь и ветер.
Мальчишка стоял, прижавшись к стене возле окна, и Дэвид, невзирая на его сопротивление, ввел его в комнату.
— Не нужно бы мне приходить! Не нужно бы, мистер. Они следят за мной, а бабка померла, и куда идти, не знаю.
— Конечно, тебе нужно было прийти ко мне, — пытался ободрить его Дэвид. — Успокойся, успокойся. Сними-ка мокрую одежду. Сейчас я дам тебе сухую рубашку и штаны. Ну, а потом расскажешь, что у тебя стряслось. Если, конечно, захочешь.
Тони сбросил мокрую одежду и натянул на себя руг башку и штаны, которые дал ему Дэвид. И рубаха и штаны были слишком велики для его тощей фигуры. Дэвид невольно рассмеялся над нелепым видом мальчика; однако Тони даже не улыбнулся.
С лица его не сходило выражение страха и подавленности. Он потянулся к лежащей на полу мокрой куртке за пачкой сигарет. Достал одну сигарету. Дэвид зажег спичку и, поднеся ее мальчику, смотрел, как дрожит его рука, держащая сигарету. Тони жадно затянулся. Едва только едкий запах дыма коснулся его ноздрей, Дэвид понял, что за сигарету курит Тони.
— Ты опять за старое, — спокойно сказал он.
— Я не хотел этого, мистер, — пробормотал Тони. — Я поклялся никогда не дотрагиваться до них… Пока я был в клинике, я от них отучился. За все то время, что я не был здесь, не выкурил ни одной… Но когда Янк зацапал меня пару недель назад, он заставил меня курить их… Чтобы снова взять надо мной власть…