Дэвид понимал, что, пытаясь защитить Тони, он ставил себя в щекотливое положение — помогал торговцам наркотиками уйти от закона. Если бандиты доберутся до Тони, они изобьют его до смерти. Дэвид знал, они пойдут на все, лишь бы заставить его молчать.
Он пришел к выводу, что оставаться Тони в его комнате крайне опасно. Но как вывести его отсюда? Где найти надежное укрытие?
Чертыхаясь про себя, он вдруг вспомнил о лесном домике Мифф. Надо спросить Мифф, нельзя ли отвезти туда Тони, взяв на день ее машину. В окне уже брезжил тусклый рассвет, когда Дэвид решил обратиться за помощью к Чезаре: попросить его позаботиться о мальчике, пока он, Дэвид, съездит к Мифф и договорится с ней обо всем.
Дэвид услышал на заднем дворе тарахтенье тормозящего грузовика: это вернулся с ночной смены Чезаре. Его встретили возмущенные пронзительные крики Перси, который перебудил всех воробьев, гнездившихся под крышей старого дома.
Глава III
Чезаре с готовностью согласился присмотреть за мальчиком. Отведя Тони со всей возможной поспешностью во флигелек Чезаре, Дэвид бросился на кровать, чтобы вздремнуть до утра.
Дэвид был доволен, что ему удалось предотвратить непосредственную опасность, угрожавшую Тони, — банде не обнаружить места, где он находится. Но ведь и полиция тоже разыскивает Тони, нельзя закрывать глаза и на то, что сам он помогает преступнику и укрывает его от закона; только сейчас не время об этом думать. Обо всем этом он подумает позже. А сейчас главное — не дать банде снова втянуть Тони в свой губительный водоворот.
Тони напоминал ему Роба, хотя они и были совсем непохожи. Тони и Роб, почему в мыслях он связывал их? Можно ли объяснить его непонятную симпатию к этому мальчику стремлением восполнить как-то утрату Роба — грубоватым, неотесанным Тони заменить обаятельного, беззаботно-веселого Роба? А может, помогая Тони вновь обрести самоуважение и независимость, он всего лишь заглушает голос совести, обвиняющий его в равнодушии к судьбе Роба? Но какой толк заниматься всеми этими скрытыми психологическими побуждениями?
Дэвида беспокоило, что Тони снова курит марихуану. Он припомнил, с каким плохо скрываемым раздражением обратился к нему нынешним утром Тони.
— Навряд ли у вас найдется сигаретка, мистер? — спросил он. Тон, каким был задан вопрос, выдал нервное напряжение — результат того, что он был лишен своею «зелья».
— Только те, которые ты выбросил вчера ночью, — ответил Дэвид.
— Так ведь те-то с начинкой. — Лицо Тони перекосила гримаса. — Я было совсем бросил курить их… могу и снова бросить… простые тоже помогают, когда совсем невтерпеж становится, ломать начинает.
— На вот, возьми мой трубочный табак, если он тебе подойдет.
Дэвид передал ему кисет, который лежал на столе возле пишущей машинки. Тони бросил взгляд на скомканный лист бумаги, валявшийся на полу.
— Я могу и сам скрутить сигарету, — возбужденно сказал он. — Вы как, не против, если я оторву клочок от того листка?
— Бери, сколько надо. — Дэвид был рад, что может уменьшить острую, грызущую боль, от которой, видимо, страдал Тони. — И оставь кисет у себя, — добавил он. — Как только откроется лавочка на углу, я куплю тебе нормальных сигарет и принесу к Чезаре.
Оторвав клочок бумаги и насыпав на него душистого, мелко нарезанного табака Дэвида, Топи стал скручивать неуклюжую сигарету.
Прикурив и жадно затянувшись, он сказал с усмешкой:
— Когда у пас в море кончались сигареты, ребята выпрашивали у боцмана горсть табака и сворачивали такие же самокрутки.
Дэвид почувствовал смертельную усталость и совсем не заметил, как к нему подкралась дремота. Он поддался ей и в следующий момент провалился в глубокий сон, уже не слыша ни фабричных гудков, ни звонков трамвая, ни грохота уличного движения на главной магистрали города.
Его разбудила м-с Баннинг, постучавшая в дверь.
— Уже половина десятого, — выкрикнула она. — Вставайте-ка, если хотите хоть как-нибудь позавтракать. Я не могу ждать вас целый день.
Не так-то легко было задобрить в это утро м-с Баннинг. Она непрестанно ворчала, что каша пригорела, а молоко убежало, пока она то и дело разогревала завтрак.
— Прошу прощения, — виновато сказал Дэвид. — Обещаю больше никогда не залеживаться в постели.
Быстро покончив с яичницей и сухим кусочком бэкона, едва притронувшись к кофе и обуглившимся тостам, он сказал с самой обворожительной улыбкой:
— Не сердитесь, миссис Банни, ну, пожалуйста! Я работал всю ночь напролет, до самого утра не ложился спать.