— Я советовал ему не делать этого, ваша милость, — ответил Мэджериссон. — Но мой подзащитный в высшей степени честный человек. Он утверждает, что может быть связан лишь той присягой, которая отвечает его убеждениям. У меня есть текст этой присяги. Если вы не возражаете, вот она, ваша милость.
Он вручил напечатанный на машинке текст присяги секретарю, который передал ее судье. Прочитав краткий текст ее, судья передал его обвинителю, который с явно недовольным выражением лица стал его зачитывать.
Дэвид повторял вслед за ним слова присяги:
— «Я, Дэвид Дилейн Ивенс, торжественно, искренне, со всей правдивостью заявляю и подтверждаю, что буду говорить правду, всю правду, только правду».
Мифф подумала, что Дэвид одержал победу в первом раунде с полицейским судом по вопросу процедуры. Лицо Шарн светилось гордостью, ее восхищала честная позиция Дэвида, не желавшего принимать участия в фарсе, каким для него был обычай присягать, положив руку на книгу, которую он считал лишь собранием сказок о сотворении вселенной и о несуществующем боге. Такая присяга была пустой судебной формальностью, на которую люди соглашались с легким сердцем, чтобы не возбуждать предубеждения у судьи и присяжных. И судье и присяжным трудно было понять, что на лжесвидетельство меньше всего способен человек, который отказывается произнести слова общепринятой присяги. И вместо этого обязуется говорить правду, всю правду и только правду, потому что этого требуют от него личная честность и порядочность.
После небольшой словесной перепалки обвинитель, коротконогий красномордый полицейский, спросил с циничной улыбкой:
— Не состояли ли вы с матросом Дарра в отношениях настолько близких, что он…
Мэджериссон тотчас вскочил со своего места.
— Я протестую, ваша милость, против того, как сформулировал свой вопрос обвинитель Холли.
Грязный намек, содержащийся в словах «отношениях настолько близких» не ушел от внимания судьи.
— Возражение принято, — буркнул он.
— Мой вопрос, ваша милость, — обиженно заметил обвинитель Холли, — если мне позволят закончить его, — сводится к тому, признает ли обвиняемый, что ему было известно, в чем заключается преступление Дарра, и был ли он заинтересован в том, чтобы арест не состоялся.
У судьи сползли с носа очки, и он поглядел поверх них на обвинителя.
— Да, да, конечно! — произнес он успокаивающим тоном. — Но вы могли бы сформулировать свой вопрос, не делая упора на личные отношения.
Обвинитель Холли продолжал:
— Знали ли вы, почему полицейский сержант Холл должен был арестовать Дарра?
— Знал, — ответил Дэвид без малейшего колебания.
Обвинитель Холли, поняв, что его грязный намек не принят, удовлетворился тем, что спросил:
— Действительно ли вы желали, чтобы Дарра скрылся от преследования полиции, после того как он сбежал с судна?
— Да, — с готовностью подтвердил Дэвид.
— Сделали бы вы все от вас зависящее, чтобы предотвратить арест Дарра?
— До его ареста — да. После — пет. Я понимал, что в этом случае ему можно помочь лишь в пределах законности.
— На одних «да» и «нет» мы далеко не уедем, — едко произнес обвинитель Холли. — Все ясно, ваша милость. Вряд ли перекрестный допрос может дать еще что-нибудь.
Он сел на место.
Шарн сжала руку Мифф. Дэвид почувствовал, что напряжение его спадает, и улыбнулся им.
О чем, размышляла Мифф, думал ее отец, стоя перед судьей и слыша обращение «обвиняемый»? Шарн была убеждена, что Дэвиду никогда не доводилось до этого бывать в полицейском суде — собственно, он сам как-то сказал ей об этом. Сама Шарн была очень восприимчива к чужим страданиям, и сейчас ей казалось, что Дэвид должен внутренне корчиться от боли, слушая инсинуации сыщиков.
Мифф лучше понимала, как он мог заслониться от выпадов, оскорблявших его чувство порядочности. Для этого ему всего лишь нужно сохранять полную невозмутимость, и тогда вся эта грязь не коснется его.
Лицо Дэвида было спокойным и безмятежным, казалось, он не проявлял большого интереса к тому, что происходило в зале. Он внимательно изучал высокие оштукатуренные стены цвета кислого молока, потолок из дерева и такую же панельную обшивку высотой в рост человека. Он с любопытством разглядывал сводчатые окна за креслом судьи с косо висящими шторами и гипсовый герб, прочерченный пылью, торжественно провозглашавший всем своим видом, что правосудие в этом зале осуществляется в соответствии с законами Британской империи.