Приближался день свидания с Мифф. Дэвид надеялся, что Шарн передаст с ней подробности того, каким образом Тони оказался свидетелем обвинения в деле Янка Делмера.
Мифф, как всегда, так и светилась бодростью и жизнерадостностью. Даже стоявший на страже в другом конце камеры надзиратель и тот растаял от ее задорного «Добрый день, господин офицер!».
Поздоровавшись и расспросив Мифф о Билле и детях, Дэвид справился, давно ли она видела Шарн.
— Она просила передать тебе, — ответила Мифф, — что следователь О’Ши, по словам Мэджериссона, проявил большой такт и деликатность при расследовании обстоятельств смерти миссис Росси. И все же О’Ши ничего не удалось вытянуть из Тони, кроме одной фразы: «После того как моя мать связалась с Янком Делмером, я поселился у бабки». Его мать, объяснил он, работала официанткой в итальянском ресторанчике. Тогда О’Ши решил потолковать с ней до ареста Делмера, расспросить, что она знает о его прошлом, выведать, где он скрывается. «Чего вы ко мне привязались? — набросилась она на О’Ши. — Я давным-давно порвала с пим». — Все же она призналась, что Анджело, в ту нору повар ресторана, нарассказал ей такого про Делмера, что она стала его побаиваться.
— Значит, вот оно как все было. — Дэвид догадался, что О’Ши пошел по следу, который привел его к Анджело.
— Когда Тонн познакомили с показаниями Анджело и свидетельством матери о том, что Анджело рассказал ей о случившемся, — продолжала Мифф, — он признался, что слышал ссору Янка и миссис Росси, видел, как они боролись на полу и как он придушил ее. Анджело не солгал. Тони не видел тогда Анджело, хотя Анджело видел его; теперь Топи согласился выступить на суде и подтвердить показания Анджело.
Юношеская любовь Тони к убитой женщине; связь его матери с убийцей; малодушие Анджело, своими глазами видевшего, как душат проститутку, за любовью которой он шел, и палец о палец не стукнувшего, чтобы ей помочь, — какая грязная, низкая трагедия!
Здоровой цельной натуре Мифф претили гнусные подробности этой трагедии. Ей казалось, уж она-то знает, как живут, любят, борются за кусок хлеба обитатели городских трущоб, и не ей занимать терпимости к людским слабостям, и все же ей трудно было понять, каким образом оказался замешанным в это дело ее отец.
— Скажи, ради бога, что побудило тебя принять так близко к сердцу несчастья этого мальчишки? — спросила она, страдая от одного вида арестантской одежды Дэвида и разделявшей их решетки.
— Роб, — тихо ответил он.
— Так я и думала, — сказала опа. — О папа, неужели ты никогда не простишь себе его смерти?
— Я мог бы предотвратить ее — и ничего не сделал.
— Значит, ты сидишь в тюрьме, потому что пытался заменить Роба этим мальчишкой?
— Не совсем так, — улыбнулся Дэвид. — Просто я почувствовал потребность помочь парнишке, быть может, потому, что в свое время не помог Робу.
— Слава тебе господи, — искренне воскликнула Мифф, — больше мне не надо приходить сюда. В следующий раз к тебе придет Шарн. А креме того, в любой момент может появиться на свет твой третий внук.
Уходя, она обернулась и крикнула:
— Между прочим, неделю назад умерла твоя старая приятельница миссис Ли-Бересфорд. В «Диспетч» был напечатан весьма трогательный некролог.
«Бедная Мисс Колючка, — мысленно отдал ей последний долг Дэвид. — Она была мне верным другом. Острия ее шипов и колючек были направлены только против фальши и лицемерия».
Глава XII
По мере приближения дня освобождения, Дэвид все с большим трудом переносил тюремные порядки. Лихорадочное нетерпение овладело им. К концу лета спертый воздух камеры по ночам становился и вовсе удушающим. Ему казалось, он задыхается. Не находя облегчения, он готов был биться головой о стенку. С трудом удерживаясь от этого безумного желания, он все же подсознательно чувствовал, что во что бы то ни стало должен обуздать себя; ему только теперь стало понятно, почему с виду степенные и кроткие заключенные ни с того, ни с сего впадают в неистовство, словно их лишенные кислорода мозги не выдерживают больше гнета клаустрофобии.
Артур сразу распознал опасный симптом охватившего его нервного раздражения.
— Вы подхватили тюремную лихорадку, — насмешливо улыбнувшись, сказал он. — Смотрите, как бы она не помешала вам выйти через месяц на свободу.
— А вы-то как выдерживаете все это? — взорвался Дэвид. — Как могут люди выносить жизнь взаперти, в этой проклятой клетке?
— Перестаньте скулить, черт возьми! — ответил Артур. — Мне тут сидеть, покуда не сдохну, и смерть для меня будет благословенным избавлением.