А Шарн сидела около Давида в машине Скорой помощи, везущей его в больницу, и беззвучно рыдала, потрясенная свалившейся на него бедой. Как же он будет мучиться, узнав, что митинг сорвали и он не сумел сдержать враждебную вылазку распоясавшихся хулиганов.
Глава XV
Не то чтобы Дэвид совсем не осознавал того, что с ним происходило, хотя голова его была словно налита свинцом, безразличие владело им, и он не мог пошевелиться. Он помнил, как над ним склонилась сестра, как его подняли с носилок и переложили на высокую больничную кровать с белыми простынями. Но в мозгу по-прежнему проносились лихорадочные видения, на смену которым приходило полное забытье. Откуда-то издалека сквозь взбудораженный мрак к нему пробился голос Нийла, тело ощутило прикосновение холодных уверенных рук.
Спокойный властный голос сына с трудом пробил обволакивавший его тяжелый дурман, и на какой-то миг он почувствовал затуманенным сознанием благодарность к Нийлу за то, что он с ним.
Нийл поставил диагноз: церебрососудистый криз, явившийся причиной потери речи и временного паралича.
Он объяснил Мифф, что криз вызвал нарушение периферической нервной системы, контролирующей кровообращение и нормальную циркуляцию крови в организме. А Шарн растолковала Мифф, что криз это то самое, что в просторечии называется ударом. Нийл счел хорошим признаком то, что сознание потеряно не полностью и что нарушения мозговой деятельности не носят более серьезного характера. Он выразил уверенность, что при хорошем уходе и строгом соблюдении всех его предписаний здоровье Дэвида сможет в значительной мере восстановиться.
— О Мифф, только бы он не умер, — всхлипывала Шарн.
— Ну что ты, — сказала Мифф. — Не доставит он такого удовольствия этим негодяям и подонкам. Так просто отца не сломить.
Нийл ушел, и Дэвид снова впал в лихорадочное забытье, хаотические мысли и разрозненные воспоминания непрерывной чередой проносились в мозгу, день за днем терзая его.
Вот он в подвальном помещении редакции газеты «Диспетч». Со всех сторон его обступают гигантские печатные машины — как он гордился, когда по его настоянию их приобрели и установили в типографии! Дэвид слышит оглушительный грохот, видит, как белая бумажная полоса, ползущая но валикам, покрывается столбцами последних известий. И вдруг чистую бумагу заливает жидкая черная краска. А машины все крутятся, крутятся, извергая из своего чрева уже не газетные полосы, а тысячи тысяч раздавленных, изуродованных трупов молодых людей.
Весь в холодном поту, он снова погружается все в тот же мучительный кошмар. Краткое забытье, и вот он уже в опустошенной войной Корее бредет в глубоком снегу, разыскивая тело сына. Наконец он находит труп, но опознать его невозможно. Лицо горячо им любимого мальчика разложилось, от него исходит тлетворный запах. Дэвид продолжает разгребать руками снег и вдруг понимает, что откопал не сына, а Тони. И тут на него наваливаются новые видения — итальянский ресторан, зловещие темные морды торговцев наркотиками. И снова перед ним Тонн — он подбирает его в переулке позади ресторана и тащит под проливным дождем по улицам.
Но вот над ним нависли серые каменные стены огромной тюрьмы Пентридж, отгораживающие от мира исковерканных неволей узников, столпившихся на тюремном дворе. Оп явственно видит обращенные к нему лица, лица жалких созданий, искаженные злобой и безумием, лица фантастических чудовищ, хромых, кривых и горбатых; а посреди двора высится только-только выкрашенная в голубой цвет виселица.
И снова он слышит какофонию из криков, воплей и брани на Ярра-Бэнк в тот воскресный день: эхом отдается в мозгу непристойная ругань, глумливые насмешки, пронзительные вопли, крики его защитников, пытающихся урезонить хулиганов.
И снова в голове отзывалось:
— Голову проломлю, сволочь!
— Мы хотим слушать Ивенса, а не вас!
И издевательский вопрос:
— Как насчет твоего мальчика, Дэйви?
Он содрогнулся от скрытого в нем отвратительного намека. И наконец завершающий вопль:
— А ну-ка, подбавим ему еще?
Снова, как и тогда, Дэвид погрузился в хаос разноречивых чувств, и его охватило отчаяние от сознания своего полного бессилия: он бессилен совладать с бесчинствующей толпой, бессилен совладать с собственными мыслями. Не выдержав напряжения, он вновь провалился в пучину небытия.
Беспорядочные бредовые видения вихрем проносились в мозгу, мучая и истощая Дэвида. Весь в холодном поту от непрерывно преследующих его кошмаров, он часами метался по постели, не различая дня и ночи.