В довершение всего вскоре после отъезда Киши заболела Мэдж. На сей раз это была не просто истерика или обычное притворство. У нее очень сильно болел живот, и всю ночь ее тошнило. Джоанна, которая помогала ей справляться с хворью, сказала Ричарду, что, похоже, у его жены аппендицит.
— О Боже… — простонал Ричард. — Так что же нам теперь делать?
— Мы ничего не можем сделать, — сказала девушка. — Остается только молиться Господу, чтобы кто-нибудь проехал мимо и забрал ее в Форт-Юкон. Там есть врач — может, она и выживет.
— Бедная Мэдж, — произнес Ричард.
Разумеется, по большому счету ему не было до нее никакого дела. Он воспринимал ее лишь как помеху, стоящую между ним и Джоанной. Но сейчас, когда она заболела, Ричард невольно проникся к ней сочувствием — просто не мог по-другому относиться к больным.
Мэдж лежала на кушетке и постанывала. Лицо ее в обрамлении длинных светлых прядей было изможденным и бледным. Но, даже заболев, она не в силах была сдержать свою злобу.
— О чем это вы там шепчетесь? — с раздражением в голосе спросила она.
— Мы говорим о тебе, Мэдж, — сказал Ричард.
— Что — надеетесь, я умру? — поинтересовалась Мэдж.
— Да нет же, нет — и как только… — воскликнула Джоанна, и лицо ее вспыхнуло, — как вам такое могло прийти в голову!
— А может… может, я и умру. У меня так все болит. Умоляю, иди сюда, возьми, возьми меня за руку… — прошептала Мэдж.
Ричард послушно придвинул стул и сел рядом с ней. Когда он взял ее руку, она тут же сухими горячими пальцами вцепилась в его ладонь. На сердце Ричарда опустилась неимоверная тяжесть. Он проследил глазами за тоненькой фигуркой Джоанны, которая отправилась на кухню, чтобы приготовить для Мэдж горячее молоко. Никогда ведь не подумает о себе! Только о других. Она просто не способна ни на что дурное. Эх! Что только теперь с ними со всеми будет? Хоть бы вернулся Киши…
Но Киши все не возвращался.
В волнении и тревоге прошел еще один день и еще одна ночь. Мэдж становилось хуже и хуже. Они не могли ничем ей помочь. Джоанна не спала всю ночь и заботливо ухаживала за ней, как своей лучшей подругой.
На следующее утро, как только забрезжил рассвет и в серой мгле закружились первые снежные хлопья — предвестники скорой бури, рядом с хижиной Джона Грея показались путники на двух собачьих упряжках. Среди них, на счастье, оказался врач, американец. Группа направлялась в Форт-Юкон. Ричард, конечно же, обратился к ним за помощью. Врач бегло осмотрел Мэдж и выразил сочувствие, но остальные, согласно неписаному закону Севера, где «каждый за себя», начали роптать и требовать, чтобы упряжки немедленно двинулись дальше — иначе они не успеют до темноты или их застанет в пути снежная буря. Диагноз американца совпадал с тем, что предположила Джоанна. Аппендицит.
— Не думаю, что случай острый — во всяком случае, на первый взгляд, — сказал он Ричарду и Джоанне. — И не смертельный. И все-таки аппендикс надо удалить, и как можно быстрей. У меня в санях найдется одно место — но только одно. Я могу отвезти ее в Форт-Юкон.
Мэдж слышала эти слова и тут же подняла крик:
— Я не поеду без мужа! Не поеду! Нельзя ему оставаться здесь с этой девицей… Я не допущу…
Доктор смерил взглядом Ричарда и Джоанну, которые тут же покраснели. Затем снова повернулся к Мэдж.
— В таком случае вы рискуете умереть, — довольно резко сказал он. — Лучше уж поедемте со мной.
— Да-да, тебе нужно ехать, Мэдж, — сказал Ричард, после чего коротко добавил: — И я поеду.
— Вы не поедете, — сказал доктор. — У нас больше нет места.
— Мы вообще не доедем сегодня до Форт-Юкона, если не тронемся сейчас же, — нетерпеливо вмешался в разговор один из попутчиков. — Надвигается буря.
Кончилось тем, что Мэдж все же перенесли в сани, осторожно уложили на подушки и укрыли меховыми одеялами. Она безудержно рыдала. Но не из-за своего физического состояния, а из-за того, что Ричард и Джоанна остаются одни. Она совершенно обезумела от ревности и подозрений и напоследок что есть сил выкрикнула:
— Дай мне слово, что будешь честен по отношению ко мне, Ричард… дай мне слово… Я могу умереть… Поклянись… Поклянись мне…
Ее голос тонул в порывах ледяного ветра.
Сердце Джоанны дрогнуло — ее переполняла жгучая ненависть ко всему происходящему. В отчаянии она склонилась над больной: