— Да ты сама для меня ярче всех звезд, вместе взятых, — сказал он. — Ты как огонь — и согреваешь меня, и обжигаешь… В тебе столько… столько задора. Знаешь, ты просто рождена для любви.
— Правда? Но это же ты меня научил, Ричард. Я же никогда ни с кем не целовалась, кроме тебя, — просто, как только она это умела, были произнесены эти слова.
Он с нежностью посмотрел на нее. Какая восхитительная женщина — страстная, щедрая и при этом совершенно невинная и чистая. Он забыл про свою похоть. Ласково, как ребенка, поднял ее на руки и поцеловал в голову.
— Милая моя, крошка моя, я еще почти не целовал твои ножки. Хорош же я любовник! Но все равно, Анна, я ужасно люблю тебя, и с этой минуты моя жизнь принадлежит одной только тебе. Я верю — должно случиться что-то важное. Я обязательно стану свободным и тогда смогу на тебе жениться. Ведь ты хотела бы выйти за меня замуж?
— Да, конечно, Ричард, очень-преочень!
— Лучше нам сдержать слово, которое мы дали Мэдж, — продолжал он. — Тут ты права — мы потом сами будем жалеть, что так получилось. Прости, прости меня дурака — совсем потерял голову.
— И я тоже, — сказала она, зарываясь лицом в его плечо.
— Надо же — потерять такую прелестную кудрявую головку! — шутливо проговорил он и с нежностью поцеловал ее в волосы.
Затем Ричард уселся в старомодное кресло-качалку, а Джоанну посадил себе на колени. Она тут же обхватила его руками за шею и прижалась щекой к его щеке. Так они и сидели, и он стал раскачивать кресло, баюкая ее, как ребенка. Оба молчали.
Вдруг он почувствовал на своей щеке что-то горячее — это была слеза, ее слеза!
— Не плачь, крошка моя, — охрипшим голосом сказал он, — не надо плакать. Я знаю точно — все будет хорошо. Что-то должно случиться, что нас спасет.
Он губами стер с лица Джоанны слезы, поднял ее и отнес в спальню. Там уложил ее на кровать и заботливо укрыл одеялами.
— Господи, ты вся дрожишь, бедняжка. Надо тебя согреть. Сейчас принесу горячий кофе. Придется заново подогревать его — мы ведь так и не успели покофейничать.
Он принес ей чашку кофе и подождал, пока она выпьет. Он был так предупредителен с ней — казалось, чувствовал свою вину за ту минутную слабость. На прощание Ричард опустился рядом с кроватью на колени и поцеловал ее в нежный изгиб руки.
— Спокойной ночи, крошка Анна, — сказал он. — Спасибо тебе за твою любовь. Я просто горжусь тобой. Во всем ты смелая — и в любви тоже. Не все это умеют. Ну ладно, спи.
Он ушел, а Джоанна еще долго лежала и прислушивалась к шуму бури за окном. Сердце ее разрывалось на части…
Они оба так и не уснули, пока не забрезжил серый рассвет.
Начинался новый день.
10
Уже два дня и две ночи — бесконечных, изнуряющих — провели двое влюбленных в занесенной снегом хижине. И все-таки они не нарушили слова, данного Мэдж.
Тень ее неизменно стояла между ними, но в глубине души каждый ждал, когда же у другого кончится терпение и нахлынувшая страсть соединит их.
В хижине все время стоял полумрак. Снег все не прекращался. В пасмурном свете короткого дня снежные хлопья казались серыми, а вечером их и вовсе поглощала черная тягучая тьма. Время ползло невероятно медленно, каждый час был для них мучением. Ах, если бы только они могли соединить руки и губы, если бы жили свободно, любя друг друга со всей силой молодых сердец, тогда бы и год пролетел для них, как короткий миг! Но пришлось сидеть по разным углам, стараясь даже не смотреть друг на друга, — хватит уже одной бурной сцены прошедшей ночью, когда оба потеряли над собой контроль…
Они не переставая говорили о Мэдж — будто ее имя было флагом, с которым им легче дышалось в нелегкой борьбе за призрачную честь. Интересно, как она там — как перенесла долгую дорогу до Форт-Юкона? Удалась ли доктору операция? Еще они говорили о Киши — их верном слуге-индейце. Что же с ним случилось? Джоанна страшно беспокоилась, почему он вдруг так таинственно исчез. Он прислуживал ей еще с тех пор, как она была маленькой девочкой, поэтому Джоанна тосковала по нему, как по самому близкому другу.
На четвертый день буря наконец улеглась. Кругом намело высокие пушистые сугробы, все деревья утопали в снегу. Небо посветлело, и сквозь бледные облака пробились скудные лучи солнца, превратив снежную пустыню в сказочную землю — всю усеянную сверкающими алмазами.
Когда появилась возможность выходить из хижины, напряжение между ними заметно спало. Одев на ноги снегоступы, они старательно разгребали сугробы, выросшие под окнами и под дверью. Ричард взял ружье и отправился поохотиться на кроликов, чтобы добыть горячую пищу.