Почему они делают такие вещи?
Ими не руководит всеобщая тяга к злу. Если вы возьмете серию исследований и разработок, проведенных в последнее время по использованию ядовитых газов, вы обнаружите, что эти работы велись преимущественно дружелюбными, честными и добродетельными, благонамеренными людьми. Каждый из них вложил свою частицу, как сказал бы мистер Дэд; каждый из них, используя вашу фразу, доктор, был самим собой и воспользовался своим дарованием в соответствии с движением мира вокруг него; каждый из них, сэр Элифаз, честно воспринимал мир таким, каким он его находил. Они жили в неинформированном мире без общего взаимопонимания и коллективного плана, в мире, не ведающем о своей настоящей истории и не имеющем концепции будущего. И в эти ужасы они сползли из-за недостатка мирового образования. Из совершенных ужасов не было извлечено никакого урока, и не возникла никакая воля по той же самой причине. Каждый человек живет невежественно в своих собственных обстоятельствах, от куска до куска хлеба, изо дня в день, во власти то одного, то другого болтуна-политикана.
Позвольте мне привести еще пример пути, по которому человеческие способности и энергия, если их предоставить самим себе — без координации, без общего базиса и цели, без Бога, — кинутся в тупики и закоулки обычных ужасов; позвольте мне немножко напомнить вам о том, что такое подводная лодка и что она собой знаменует. В этой стране мы вспоминаем о подводной лодке, как об орудии убийства; но мы думаем о ней как о чем-то занятно придуманном и, уж во всяком случае, не мучающем и нс уничтожающем тех, кто ею управляет. Я не стану напоминать вам истории, заполняющие наши газеты, и рассказывать о людях, тонущих ночью, о переполненных шлюпках, заполненных моряками и пассажирами, которые расстреливаются шрапнелью и топятся, о людях, которые пытаются выбраться из моря на нападающую подводную лодку, а у них отбирают спасательные пояса, чтобы они наверняка утонули после ее погружения. Нет, я хочу, чтобы вы подумали о подводной лодке как таковой. Есть род безумного поверья, что убийство, пусть даже жестокое, оправдывается выживанием убийцы; мы считали так, извиняя, к примеру, уничтожение коренных тасманийцев, которых пристреливали, если они попадались на глаза, или оставляли на их тропах отравленную пищу. Но чудо подводных лодок состоит в том, что они мучают и убивают собственные свои команды. Они явились чудесами недальновидной изобретательности германцев и их противников, послужившей для никому не выгодного, бессмысленного разрушения. Они примеры почти что квинтэссенции замысловатой бесполезности и ужаса, куда загнали человечество отдельные идеи о жизни, идеи о ее воинственной и соревновательной сущности.
Возьмем простого немецкого парня, с весьма недалеким умом, с обычной человеческой расположенностью к доброте и некоторой долей храбрости, ставшего в конце концов моряком на одной из этих лодок. Рассмотрим его случай. Вы найдете в нем пример того, что мы делаем для человечества. Ребенком он был сообразителен, способен, восприимчив. Был он также эгоистичен, жаден и подозрителен. Его было легко увлечь и легко напугать. Он любил делать вещи, если знал, как их делать; он был способен к привязанности и к обиде. Он был чистым листом бумаги, на котором можно было написать что угодно. Его учили родители, приятели, школа. Говорили ли они ему что-нибудь о великой истории человечества? О кровном братстве со всеми людьми? Сказали ли они ему что-либо об открытиях, об исследованиях, об усилиях и достижениях человечества? Нет. Они говорили ему, что он принадлежит к чудесной белокурой расе, единственной, которая что-то значит на этой планете. (Такая исключительная раса никогда не существовала; это всего лишь ложь, предназченная для истребления людей.) Все эти учителя внушали ему подозрительность, ненависть и презрение ко всем другим расам. Они набили его голову страхом и враждебностью. Все германское, как утверждали они, хорошо и блистательно. Все негерманское опасно и зловредно. Они взяли в пример несчастного актера — германского императора — и прославляли его до тех пор, пока он не засиял в мозгу этого парня подобно звезде… Мальчишка рос моральным уродом; его способности к преданности и самопожертвованию свелись к фанатической лояльности по отношению к кайзеру и ненависти ко всему иностранному. Пришла война, и юноша выказал огромное желание отправиться туда, где он нужнее всего. Ему сказали, что война субмарин — верный способ нанести врагам его страны завершающий удар. Служить на подводной лодке — значило быть на острие копья. Он считал, что напрасно надеяться быть принятым на такую жизненно важную службу, на которую могут рассчитывать разве только принцы. Но ему повезло; он был признан годным. Его стали готовить на подводника… Я не знаю, джентльмены, насколько глубоко вы помните вашу юность. Директор школы, пожалуй, лучше помнит свои юные годы, чем другие люди, потому что ему непрерывно напоминают о них. А ведь это время самых чистых помыслов, безграничных амбиций, острого, едва пробудившегося чувства красоты. И молодой человек видел себя героем, сражающимся за своего полубожественного кайзера, за дорогую Германию, против холодных и злобных варваров, сопротивляющихся ей и готовых ее погубить. Он прошел через муштру и обучение. И вот он в первый раз спустился внутрь подводной лодки через узкий люк. Это была несколько холодная, но чудесная, волшебная машина. Как могло это средоточие изобретений, усовершенствований, прекрасных металлических деталей, замечательного технического мастерства не быть воплощением правоты? В его голове роились видения, в которых гордые вражеские боевые корабли, получив сокрушительный удар, переворачивались и тонули в морских волнах, а он наблюдал за делом своих рук сурово и гордо, со сдержанным ликованием и чувством, что Германия отмщена…