Сквозь клубящиеся в его мозгу облака эта фраза пробилась лучами солнечного света:
— Сила урегулировать эти проблемы. Сила управлять…
Ты слишком сосредоточился на боли. Боль — это преходящая неприятность; она оканчивается и забывается. Вне памяти и страха боль — ничто, противоречие, на которое надо обратить внимание, предупреждение, которое следует учесть. Без боли во что превратилась бы жизнь? Боль властвует только нал малодушными людьми. Настоящий человек обладает силой, чтобы управлять ею. В силах Человека — управлять всеми вещами…
Это было так, словно спящий пациент спорил об этих идеях сам с собой, словно он сам был Вселенной, а Иов, Сатана и Бог спорили друг с другом внутри него. Мысли в его голове бежали все быстрее и вдруг сделались яркими и сверкающими, как воды становятся светлыми, когда они выбегают из пещеры на дневной свет. С позеленевшим лицом он бормотал и шевелился в своем великом споре, в то время как деловитый специалист занимался своими скальпелями, а доктор Баррак шепотом делал указания внимательной сестре.
— Еще один вдох, — сказал доктор Баррак.
— Облако снова накатилось на мою душу… Я прошел сквозь великую тьму. Я прошел через глубокие воды.
— И твоя жизнь никогда не смеялась? А свежесть летнего утра никогда не проливалась радостью сквозь все твое существо? Разве тебе ничего не известно об объятиях возлюбленных, щека к щеке или губы к губам? Разве ты никогда не выплывал в залитое солнцем море или не кричал на склоне горы? И разве нет радости в рукоплесканиях? Твой сын, твой сын, ты сказал, умер с честью. Разве в этой чести нет доли радости? Чист и прям был твой сын и прекрасен в своей жизни. И неужели тебе не за что поблагодарить Бога? Разве ты никогда не играл со счастливыми детьми? Разве ни один мальчик не отвечал на твои уроки — отдавая больше, чем ты давал ему? Отважишься ли ты отрицать радость от собственного аппетита: первый кусок горячего ростбифа в морозный день и глубокий глоток доброго эля? Разве ты не знаешь радости от хорошо сделанной работы или сладкого сна после тяжкого труда? Или тебе неизвестна радость фермера над вспаханным полем, когда оно выстреливает к небу зелеными остриями всходов? Когда огромные корабли рассекают волны, а в небе гудят аэропланы, не исполняется ли человек снова надеждой? Можешь ли ты наблюдать ритмическое движение машин и по-прежнему испытывать отчаяние? Твоя болезнь окрасила весь мир; небольшой период неудач спрятал свет от твоих глаз.
Это было так, словно спящий пробирался сквозь опушку огромного леса и выходил к открытому месту, но пробивал он свой путь не через деревья и кустарник, а сквозь полосы, сети и переплетения слепящего многоцветного света к ясной перспективе за ними. Он словно вырос до гигантских размеров, так что под ногами у него была теперь не земля, а тот кристаллиновый пол, в прозрачных глубинах которого двигались звезды. И хотя он приближался к открытому месту, он никак не мог его достигнуть; радужная сеть, которая, казалось, становилась тоньше, снова утолщалась; он продолжал бороться, и те темные сомнения, от которых он почти избавился, снова окутали его душу. И тут он осознал, что он спит и этот сон теперь быстро подходит к завершению.
— О, Боже! — вскричал он. — Ответь мне! Поскольку Сатана извел меня своими насмешками. Ответь мне прежде, чем я потеряю из виду твой лик, имею ли я право бороться? Имею ли я право явиться с моей маленькой Земли сюда, превыше звезд?
— Имеешь, если отважишься.
— Могу ли я завоевывать и покорять? Обещай мне!
— Ты можешь вечно завоевывать и находить новые миры для завоевания.
— Могу — но должен ли?
Это было так, словно поток расплавленных мыслей внезапно прекратился. Словно все вдруг остановилось.