Проходим мимо стучащего и скрипящего диско.Весьма мне известный подвал «Лабиринт».Четверть века назад я тут кадрил одну одалиску,За что и был местной сволочью подло бит.Бретт изумленно пялится на клоаку.Позвольте, четверть века назад я еще не был рожден!Что вас заставило четверть века назад ввязаться в драку?Столь безрассудно, сэр, четверть века назад полезть на рожон?Что же тут удивительного, плечами пожала Линда.Профессор был молод, он и сейчас не стар.Бретт в этой логике от нее отставал солидно.В закате плавился его загар.
В патио Регентского дворца «Сараевские виртуозы»Раскачивают Баха завораживающую качель.В те дни они еще не носили в футлярах «Узи»,Но только лишь скрипки аль там виолончель.Над патио те же звезды висят, что и над ОдиссеемВисели, когда по волнам тот бежал, промахнувшись, мимоИтак.Итак, все те же звезды свой свет рассеивают,И луна все та же висит, как танк,То есть в японском смысле, то есть неграмотно,Танки, ради рифмы, вползают в пейзаж,Ну а небо втискивается в раму ту,Что плетут «Виртуозы Сараево», впадая в раж.Как обычно в начале камерного концерта,Публика думает рассеянно о пустяках:
О расходах, доходах, о жизни и смерти,Делая вид, что витает, как истая меломания, в мечтах.Но вот незаметно джентльмены и леди,И Партейные товарищи уплывают в тот край,К той, рожденной от Леды и Лебедя,Где идет в звоне бронзы троянский грай.Ну а скрипки поют: Мы живем одновременноВ разных, странно пересекающихся мирах.Циркуляция крови, излияние семени,Формулировка в зародыша и расшифровка в прах.Жизнь ли протекает, как музыкальная фраза?Всякое ли мгновение жаждет слова «замри»?Как же нет красоты, если есть безобразие?Фуга затягивает патио в свой ритм,Который вдруг нарушается шлепаньем тела на мраморИ последующим ударом башки.Это Бретт так вторгается в величие храма,Вырубаясь из мгновения, где, словно божки,«Виртуозы Сараево» в мусульманстве,в христианстве, в еврействеПродолжают выпиливать, выдувать и выстукивать то,Что нам Бах преподнес как церковное действоДля отвлечения мыслей от миллионных лотто.Завизжала в ужасе оранжевощекая Линда,К телефону промчался животворный индус,Англичанин склонился над телом, бородатый и длинный,Стал массировать сердце и щупать пульс.Виртуозы играли, пальцы не корчились.В публике иные посапывали в мечтах о лотто,Знатоки барокко иные поморщивались:С этими обмороками получается что-то не то.
Тащим тело в тугих, облегающих джинсах.Будто рыба влачится мускулистая длань.Будто мы рыбаки с берегов палестинскихТащим к варварам в лагерь свежую дань.Вот по мраморным плитам и сама словно мраморПодъезжает карета, полумесяц и крест,Отражаясь в отражении музыкального храма,Предлагает пострадавшему медицинский арест.Что случилось, вдруг встал в искореженной минеБретт, отличник, красавец, пловец, скалолаз.Ничего, ничего, просто Зевса мизинецНевзначай вам влепил шелобан между глаз.Он, качаясь, стоит, в изумлении пялится,Будто видит весь мир в опрокинутом сне,Будто хочет спросить у Зевесова пальца:Почему сей удар предназначен был именно мне?Вот такая случилась история среди льющейся фугиПод аркадами и башнями Рагузы за год до славянской резни.Все всегда возвращается восвояси, на круги,Средь лиловых цветов и холстин пресвятой белизны.В «Бельвью», не предвидя войны,Танцует цветущая ЛиндаВ ламбадной ораве шпаныС партнером, веселым и длинным.Платоновский ДемиургНад ним поработал неплохо:Во-первых, он нейрохирург,А в-третьих, гуляка из Сохо.Увы, он вздыхает, наш БреттОтправлен на Запад лечиться.Ответов по-прежнему нет,А жизнь, как положено, мчится.Средь множества аневризмЕсть времени аневризма.Увидишь ее, не соври,Не выдумай афоризма.Так юный твердил философ.На Север крутили колеса.Символики колесоПытался разъять философ.