Намонглиас постарался не выказать своё облегчение. Иногда ему тяжело давалась ложь. Особенно в такие нервные, ответственные моменты жизни.
«— Ладно, сейчас за ним приду…»
Рокавич оборвал мысленную связь.
Химеролог снова принялся ходить по классной комнате. Разломанная парта, пыль и одежда трупа убраны. Намон отправлен в жилой корпус. Глиас, удерживая иллюзию пухлощёкого Санни, лежал якобы без сознания.
— Что-то чересчур он спокойно прореагировал. Неужели знает о смерти своего ученика? Но молочно-белый комок, этот Абсолют, обещал, что всё будет хорошо. Мог он ошибиться? Вполне.
С момента, как Намонглиас сообщил наставнику Санни о "несчастном случае", прошло от силы пятнадцать минут. За это время химеролог извёл себя вопросами и догадками. Но вот дверь в комнату отворилась, Рокавич пришёл за своим учеником.
— Вот он лежит… — проговорил химеролог, когда увидел входящего в кабинет толстяка в обтягивающей черной майке, из которой густыми клочьями пробивались волосы на груди.
Когда Мастер стихии земли большими волосатыми руками заграбастал неподвижное тело ученика, Намонглиас продолжил тараторить:
— Мм, я пытался сейчас проверить его здоровье. Могу обрадовать — все жизненные показатели в норме. Всё нормально. Но только не могу понять: то ли это обычный сон, то ли летаргический…
— Ладно, там разберёмся… — как-то неопределённо проговорил Рокавич и, больше не говоря ни слова, скрылся за дверью, неся в руках пухлощекого Санни.
— Нет! Он явно что-то замышляет, — Намонглиас снова начинал нервничать. — Почему он так просто всё воспринял? Да и посмотрел ещё как-то… необычно. Позор химеры, чем я заслужил эти неприятности? Абсолют твердит, что всё пройдет отлично, но Рокавич подозрительно тих. С ним надо держать ухо востро. Наверно, уже начал искать способ отомстить мне. Что же мне делать?
Великий Маг создал посреди комнаты большое зеркало. Такое, чтобы отражаться во весь рост. Внимательно оглядел себя с ног до головы. Прилизал волосы назад. Приблизившись к отражению, указательным пальцем потыкал в особо разросшийся прыщ. Отошёл на пару шагов. Ещё раз оценивающе взглянул на себя. И как результат осмотра, на лице зацвела яркая улыбка. Истерика, меланхолия, упадническое настроение канули в лету. Всё обязательно случится. Он создаст дюжину клонов. Получится открыть портал в прошлое. Сестрёнки обрадуются появлению любимого брата. Да, прав этот Абсолют — у него всё получится.
— Пошлю-ка я Намона следить за Рокавичем… — сказал своему отражению повеселевший Намонглиас.
***
Следующую попытку создать клона лучший химеролог Цитадели отложил на целых шесть месяцев. Всё это время он вёл образцово-показательную жизнь: тренировал учеников, работал в лаборатории и глядел в оба. Намонглиас боялся вызвать интерес Арханиуса со Стражем. К тому же Рокавич был подозрительно тих. Приходилось тайком следить за обоими, чтобы в случае чего моментально отреагировать на угрозу. Но Рокавич не предпринимал активных шагов, Арханиус занимался своими делами. Это успокаивало.
Горький опыт научил Намонглиаса не спешить в выборе донора. Вдруг получится такая же осечка, как с Санни? Великий Маг проводил факультативы, присматривался к ученикам и выбирал достойного. Ведь как говорится, поспешишь — людей насмешишь. А в его случае спешка чревата большими неприятностями.
Теперь Намонглиас скрупулёзно подходил к выбору кандидата. Помимо потенциала, химеролог стал узнавать много общей информации: кто наставник, с кем общается, как попал в Цитадель, какие цели преследует. При такой тщательной подготовке, на случай, если повторится осечка, убитого можно безболезненно заменить Намоном. И не надо будет разыгрывать сценарий «ученик в бессознательном состоянии». Ведь два таких случая обязательно привлекут внимание Арханиуса. И тогда не отвертишься туманными объяснениями. Придётся придумывать правдоподобную «легенду» и тормозить попытки клонирования. Что совсем не хочется делать.
Следующим донором для клона химеролог выбрал ученика по имени Николай. Его наставник — Великий Маг Луцио, Мастер магии жизни, специализируется на лечении. Почти коллега. Даже в случае смерти Николая, Намону будет легко изображать погибшего.