Когда же я проморгался, то весьма удивился. Во-первых, мир вокруг меня явно изменился. Во-вторых, я сам изменился.
Растения были чужими. Очень похожими, но не такими. Таких я никогда не видел, а вроде бы во многих краях был. И местность была чужая. Лес был без малейших признаков культуры (пластиковых бутылок, пачек от сигарет, презервативов и стекла всякого рода). И домов родных тоже не было — собственно, не было видно ничего, что могло бы показаться человеческим жилищем.
— Так. Перенос, ясно дело, — подумал я. Явление распривычное для тех, кто читает соответствующую литературу. Неприятные эмоции я многословно выразил на чистейшем русском языке.
Додумать мысль о переносе я не успел, на смену к ней пришла другая: а я — это я или не я? Быстрый самоанализ показал, что посторонних личностей во мне не наблюдается. Значит, полный перенос сознания. Это плохо: прощайте, надежды на знание языка, реалий, а также иной информации сугубо местного значения. Теперь надо посмотреть, перенесся ли я сам. В теории — да, перенесся, поскольку на мне моя одежда и мои часы; да, и бумажник тоже мой. А в нем мой пропуск, в конце концов, с моей же мордой для контроля фейса. Однако то в теории…
Зеркала с собою нет, и в кустах не наблюдается. А и было бы — что-то неладное с глазами. Очки! Да нет, я их не ронял, они на мне, и стекла целы. А если их снять? Вот это уже сюрприз. Вижу так, как если бы нацепил мои парадные очки — а на мне-то были непарадные, которые для чтения и монитора. Проверим — да, это они. Или мне при переносе исправили зрение, или это все же не я… Ладно, пусть не мое тело, зато душу удалось унести. Впрочем, проверим еще. Посмотрим на руки для начала: так, явно мои, расположение родинок я помню… э, нет. Вот между большим и указательным пальцем был шрамик, с отверткой неудачно поработал лет двадцать тому назад, а теперь его нет. Попробуем другую примету: у меня большие пальцы на левой и правой руках разной длины, это я в двенадцать лет ухитрился налететь большим пальцем левой руки на дерево. Ноготь сошел и снова вырос, а вот разница в длине — миллиметров пять — так и осталась. Да, она и осталась. Хорошо, проверим ноги. На левом колене шрам — след красивого падения с велосипеда, попавшего во флаттер, — нету его, исчез.
И еще что-то не так.
Как только я задумался над этим, то понял. 'Нас греет холодная ясность…' [1] — вот, лучше и не скажешь. Полная ясность сознания; нет, это слабо сказано, абсолютная ясность сознания, вот как. Еще что? Улучшенная способность к анализу? — Нет, этого нет, но есть другое: повышенная скорость анализа. Теперь буду куда сильнее в блице. Если только здесь шахматы имеются, а к ним и шахматные часы. Но есть что-то еще…
Ощутил я это сразу, а вот разобраться в собственных ощущениях — на то потребовалось время. Память — вот что улучшилось. Всплыл термин: эйдетическая память, то есть запоминается все. По слухам, у Гитлера была такая. И у Сталина не намного хуже. Порыскав в закромах, я понял: все учебники, читаные в студенческие годы, помню наизусть. Понимаю, правда, не все. Вот как не было у меня тогда глубинного понимания квантовой механики (хотя задачки из нее решал вполне недурно), так и теперь нет. А вот понадобится ли она мне здесь — вопрос пребольшой.
А что я достоверно НЕ помню? Увы, ответ простой. Не помню и не могу помнить, как устроено оружие. Холодное и огнестрельное, ну если только исключить технологию получения булата. Да и то в этом польза невелика. Мало кто знает, что клинок из хромистой стали превосходит булатный по всем показателям, в том числе и по дешевизне. Не быть мне в здешних краях изобретателем автоматов и пистолетов. Ну разве что револьвер смастрячу, да и то наверняка скажутся провалы в знаниях материалов. И еще много чего не помню, но тут уж по мере поступления.
Еще один вопросец: как вернуться? Ответ печальный — никак. Не ушел я за грань — меня ушли туда. Моя новая память услужливо подсказала: в тот момент, когда я накрылся куполом, скорость моя была равна нулю. Как собственно, и сейчас. Значит, если меня перенес некто разумный, он может и вернуть — скажем, за выполнение некоего задания. Которого мне никто не выдавал. А вот если это явление природное — тогда кирдык. Для возвращения надо будет придумать теорию такового, да еще воплотить теорию в железе… Думать, однако, надо. А вот думать и не хочется…
Особенно же не хочется думать о том, как мои там. Жену больше всех жаль. С ней-то мы прожили… эх, много прожили. Не сможет она снова выйти замуж. Слишком ко мне привыкла. Девчаток тоже жаль, особенно старшую. Младшая — кирпичик квадратненький, а вот старшая с натурой чувствительной, она меня долго и с печалью помнить будет. Простите меня, милые мои женщины, что ушел, не попрощавшись и не устроив вашу жизнь без меня как можно лучше. Простите, что вообще ушел. Не обещаю, что вернусь. Ненавижу давать обещания, которые не могу выполнить. Обещаю лишь все время следить за возможностью возвращения. И не упустить.