Наступила зима, и солдатам и офицерам группы Шерхорна пришлось бы в лесах весьма трудно, если бы они и в самом деле там были. Естественно, бойцы опергруппы майора Борисова не испытывали недостатка в продовольствии и медикаментах, однако постоянное пребывание в зимних лесах тоже создавало для них заметные проблемы. Ввиду секретности операции не могло быть и речи о замене личного состава для отдыха, поэтому все они продолжали оставаться в отряде. Одновременно им неоднократно пришлось вступать в схватки с группами настоящих окруженцев и бывших полицейских. Сложность положения усугублялась тем, что, согласно легенде, из-за нажима со стороны советских войск окруженная часть постоянно меняла дислокацию, а перемещаться следовало реально, поскольку засечка пеленгов немедленно выявила бы обман. Вдобавок один из офицеров штаба группы армий “Центр” усомнился в способности Шерхорна командовать войсками и потребовал личной встречи с якобы пребывавшим в том же отряде подполковником Эккардом. К этому времени легендированная часть была разбита на три столь же легендированных подразделения, которыми якобы командовали подполковник Михаэлис, майор Дитгман и упоминавшийся подполковник Эккард. Естественно, все они пребывали в Москве и не имели понятая о том, что в рейхе их полагают по-прежнему ведущими ожесточенные бои в глубоком тылу советских войск. Проблема состояла в том, что Эккард оказался единственным из трех “командиров подразделений”, отказавшимся участвовать в операции, а нужен был именно он, и сломить сопротивление офицера удалось не сразу. В декабре 1944 года желаемая встреча все же произошла, но командование группы осталось прежним. Единственное новшество заключалось в том, что теперь все легендированные подразделения установили собственную магистральную связь со штабом группы армий, и с начала 1945 года радиоигра велась по трем параллельным линиям.
В Германии буквально с замиранием сердца следили за маршем измученных соотечественников по зимней Белоруссии. Легендированный отряд пробивался на север, к замерзающим озерам, способным послужить импровизированными аэродромами. Он был якобы разделен на две часта, проходившие в день по 8 — 10 километров и постоянно отражавшие атаки войск по охране тыла Красной Армии. Скорцени, так и не узнавший о подлинной подоплеке операции, с горечью вспоминал, что с февраля 1945 года люфтваффе перестало получать горючее для полетов в расположение отряда Шерхорна. Однако в глубине души у него иногда возникало явное сомнение в реальности происходящего. В мемуарах он пишет: “После войны, в лагере для военнопленных, я провел немало бессонных ночей в размышлениях о судьбе 2000 немцев, сгинувших в снегах России. Ни один из них не вернулся домой. Может быть, все это время русские вели с нами “игру”? Мы многое знали о методах русской контрразведки, поэтому у каждого радиста был свой пароль и кодовый знак, по которому мы могли определить, работает он под контролем или нет. Но за годы моего заключения я узнал столько хитроумных контрразведывательных методик русских, что начал сомневаться. Их высочайший профессионализм в этой области не может не вызывать уважения. А мне остается только надеяться, что наступит день, когда эта загадка разрешится и прояснится судьба исчезнувшего отряда”[372]. Этот день действительно пришел, однако Скорцени до него не дожил, поскольку в 1975 году умер в Мадриде.