— Проклятие, — уже в который раз повторил мужчина, опустившись на корточки. — Эта тварь молчит и…
Он попытался повернуть моё лицо к себе — я, в приступе беспомощной злости, впервые воспротивился, раненный «тварью», и, из последних сил дёрнувшись, вцепился зубами ему в руку.
Солёный вкус и резкий, внезапно острый запах крови придали мне сил, почти дали шанс ответить, но женщина с силой оторвала меня от жертвы, что помешало вступиться за себя, но не спасло от удара мужчины в лицо.
— Прекрати, ты его убьёшь, а пока ничего не решено, — рявкнула она на напарника. — Уходим. Опросим местных и завтра закончим. Он все равно молчит и форму держит. Своих они плохо выдают.
«Завтра закончим».
Я попытался вырваться и получил ещё один удар по лицу, сердито зашипел. Что бы они не говорили — я был вполне себе настоящим.
Следующим почти ленивым ударом меня просто отбросили в угол подвала, и, пока я пытался восстановить хоть какое-то восприятие окружающего мира, охотники ушли. Железный засов лязгнул.
Железный — на деревянной двери, зачем-то отметил я сквозь пульсирующую боль и пелену перед глазами.
Через какое-то бесконечно длинное и одновременно бессмысленно медленное время я чуть отполз из угла, сел, оперевшись спиной об стену и поджав ноги, которые почти не чувствовал.
Я уже в который раз попытался убрать за ухо криво обкромсанную чёлку, но длина срезанных охотниками волос сделать это больше не позволяла, и пряди непривычно лезли в лицо — недостаточно, чтобы не ощущаться вообще и недостаточно, чтобы привычно спрятать глаза и послужить защитой от мира.
Я прикрыл глаза и провёл пальцами по одной из прядей, начиная от самой макушки. Перед закрытыми глазами вспыхнул образ Этайн — свой облик, тем более, сейчас, представить было сложно.
Пальцы скользнули от корней дальше и не ощутили пустоту, даже когда оставшиеся сантиметров пять точно кончились, явно чувствуя привычную жёсткую прядь, и, лишь когда та постепенно утончилась, сорвались с конца.
Я открыл глаза и беззвучно рассмеялся, глядя в темноту подвала через длинную чёлку.
Это всё правда.
========== Глава 5. Этайн ==========
Меня заперли в каком-то первом подвернувшемся под руку сарае — даже допрашивать не стали, ничего. Только с сомнением вглядывались в кулон на моей шее.
Всех выживших собрали и забрали в город. Силвис был потерян. Из подслушанных разговоров я уже знала, что со стороны нашего дома на самом деле никто не нападал, потому что быстро разрастающиеся растения и пригнанный туда раненый человек были лишь уловкой, отвлекающим трюком. На самом деле они проникли в город строго с противоположной стороны.
И победили. Возможно, с каждой секундой все наши воспоминания, крупинка по крупинке, превращаются в пыль, задавленные гневом леса.
Не было сил об этом думать. Я не могла даже с мыслью о том, что мой брат выстрелил в своего друга, смириться. Что его схватили и неизвестно что с ним творят.
Что у меня, возможно, и не было никогда брата.
И мамин несчастный крик всё ещё стоял в ушах.
Что случилось с Ниссой и папой, я не знала, и никто мне, конечно, ничего не сказал. Миндль я хотя бы увидела, целую и невредимую.
Хотелось просто уснуть и проснуться от этого кошмара дома, но у меня не получалось хоть немного задремать. Соломы какой-то в угол накидали, но лечь я себя на это внезапно не смогла заставить. Кроме того, даже сидя, обняв руками колени, было холодно.
Но, против моей воли, мысли все равно лезли, хоть и бессонница и усталость не давали сложить из них логичную цепочку. Или не хотелось этого делать. Не знаю.
Что, если все мои воспоминания были ложью?
Я достала оборванный кулон из кармана. Обычная вещица — в деревне, кроме матери, почти все такие носят. Серебряная подвеска в виде четырёхконечной звезды и порванный, даже не развязавшийся, существом шнурок. Считалось, что они хоть немного, но оберегают. Что тебя не украдут. Но, возможно, заманят.
Я носила его всегда, сколько себя помнила, только папа периодически менял саму ленту. И Даин столько же.
Если против собственного желания всё же задуматься, то можно вспомнить, что Даин его почти всегда поверх одежды носил. Но он всю жизнь казался излишне чувствительным ко всяким ощущающимся телесно мелочам, и мы привыкли, не обращали внимания, помнили их и не мешали. Было ли это тоже признаком? Не знаю.
Медленно, спустя целую вечность, я всё же задремала тревожным болезненным сном, видя то раненого всадника, то схваченного Даина, то просто какие-то мутные кровавые сцены.
Прервал эту череду жутких картин странный шорох за дверью, заставив меня вернуться к реальности довольно резко.
Я со страхом вскинула голову — всё? Они пришли? Что будут делать? Что скажут про Даина?
Шуршание на пару секунд стало громче, а потом замок щёлкнул — и дверь распахнулась.
— Отвратительно, — буркнула кто-то в момент открывания двери (уже совершенно беззвучного), и я мгновенно узнала родной голос.
— Мама!
Она торопливо шикнула и прижала палец к губам — кажется, получилось слишком громко. Я вскочила и кинулась к ней, почти что на ней повиснув, как маленькая, хотя уже давно перестала расти.
— Всё будет хорошо, детка, — прошептала она, пригладив мне волосы на затылке и, чуть отстранившись, кивнув на дверь и фыркнув: — Они не знают, с кем связались!
— Н-но как ты…
— Я-то не фейри, дух или что там ещё. Я чем угодно управлять могу, — довольно гордо хмыкнула она.
Магия людей не создаёт новое — но может использовать почти всё, уже существующее, от обычных предметов до стихий. Кто-то может больше, кто-то меньше, кто-то по-разному талантлив с разными вещами. Мама могла многое понемногу — сетовала, что до высшей степени в её родной стране ей далеко, но мне и эти способности всегда казались настоящим чудом.
В Лучидуме люди магией почти не владели, за очень редким исключением. Колдовство многими подсознательно трактовалось как что-то инородное, связанное с монстрами и нелюдьми, потому потенциал не развивался, потребности не возникало, и дар себя просто не проявлял. Здесь нужен был особый характер, чтобы всё же решиться им пользоваться.
Мама росла в Карлии, где магия была фактически седьмым чувством, не менее необходимым, чем остальные. Эдельвейс, по жизни более бойкая, чем я с Даином, унаследовала от мамы это таким же естественным навыком, как зрение или обоняние.
Я же не могла и травинку согнуть. Даин тоже вроде как ничего не проявлял — по крайней мере, при нас.
— Замок просто заставила повернуться, как надо, — мама, задумчиво изучая меня взглядом, дополнила своё признание. — Тебя не ранили? Если ранили, я им…
— Н-нет-нет, — я поспешно замотала головой. — Но ты, это же…
Как и всегда, в моменты волнения меня дар речи чуть ли не покидал, и я показала опасность жестом — мама-то поймёт.
В сердце чуть кольнуло от запоздалого осознания, почему поймёт, хоть я и продолжала гнать все мысли на эту тему прочь. Понимала, что если действительно задумаюсь, то станет слишком плохо и я не смогу держать себя в руках, а это всё ещё было нежелательно. Нельзя. Пока нельзя.
— Плевать. Я и так не полезла сразу, только потому что он попросил, — передёрнула мама плечами.
Попросил?
— Собрала немного информации, — продолжила она, — и всё обдумала. Вам нельзя тут оставаться. Сейчас, как минимум. Да и нам с папой тоже нежелательно, но нас хотя бы точно не тронут. Ну, давай, — она потянула меня за руки наружу.
Дверь за нами бесшумно закрылась, и замок вновь щёлкнул. Кольнуло виной — пока я пыталась отречься от новых фактов, мама планировала, учитывая их.
На улице всё ещё была ночь.
— Но куда мы денемся, — растерянно протянула я, ни разу не бывшая где-нибудь вне Силвиса и города. Лес, конечно, отдельное королевство, но для людей явно не в счёт.