Лорел сделала всего один шаг вперед. Но Амариллис, наверное, прочла в лице сестры что-то новое, потому что высокомерная и часто властно сварливая сестрица отшатнулась и как-то съежилась.
— Лорел, я клянусь тебе в этом! Я ничего не знала о ребенке! Слуги шептались о мертворожденном!
Пристально наблюдавшая за выражением ее лица Лорел заметила, как Амариллис приопустила веки.
— Эми, я знаю, что ты лжешь.
Амариллис отвела глаза, но затем решительно распрямила плечи:
— Не понимаю, на что ты так сердишься? Мама и папа просто старались уберечь тебя от тебя самой. А нас всех от ужасного скандала! Мне казалось, что ты с радостью и облегчением отнесешься к тому, что все так тихо устроилось.
— С облегчением?! — У Лорел внутри все сжалось. Она изумленно разглядывала незнакомую женщину с лицом сестры. — Ты полагала, что я с облегчением восприму то, что мой ребенок умер?
Амариллис с вызовом вскинула голову:
— Да, разумеется! Никто за пределами семьи ничего не узнал. Все было очень мило, пока Джек не явился сюда со своими расспросами…
— Мило?! — Лорел подняла руку, пресекая неуклюжие лживые речи сестры. — Я ухожу, — коротко объявила она. — Моя доля наследства спокойно ждет меня в Английском банке. Она невелика, но убережет меня и мое дитя от вас, злых и мерзких людей. От тебя и этого проклятого Джека Редгрейва!
С этими словами она круто повернулась и вышла из комнаты. Ее черные юбки шелестели с новой решимостью и целеустремленностью. Амариллис что-то кричала ей вслед, но Лорел это было безразлично.
— Ты! Неблагодарная паршивка! Ты не можешь так просто взять и уйти! Кто будет заниматься моим домом? Кто будет организовывать мне обеды и балы?! Лорел!
Но сердце Лорел билось в новом ритме. Она не слышала ничего, потому что в ушах у нее снова и снова звучало имя дочери.
Мелоди!..
Когда Джек с Мелоди вернулись в клуб «Браунс», входная дверь распахнулась еще до того, как остановился экипаж. И едва Джек вышел из него и поставил Мелоди на ее крепкие ножки в пиратских сапожках, дворецкий клуба уже поджидал их на вершине лестницы. Лицо Уилберфорса было, как всегда, непроницаемым, но позади него виднелись другие заинтересованные и встревоженные лица.
Всем хотелось узнать, что ему удалось выяснить. Джек ощутил тупой ужас при мысли о том, что сейчас произойдет. Мелоди нашла в «Браунсе» свою семью. В его стенах она была окружена любовью дядей и тетей, а также доброй дюжиной нежных дедушек. Даже слуги были ее преданными поклонниками. А теперь Джеку предстояло сообщить им, что Мелоди им не принадлежит и не имеет права оставаться здесь.
Он заметил худенького мальчишку лет двенадцати, лицо которого напряженно сморщилось от тревоги. Бедный Эван. Он был наполовину защитником Мелоди, наполовину ее рабом, проводя дни за навязанными ею играми в чаепития и тому подобных и никогда надолго не отлучаясь от нее. А у крошки Мелоди для него всегда была наготове очаровательная улыбка с ямочками. В отличие от остальных Эван вовсе не желал, чтобы Джек поехал к Амариллис. Казалось он в своей короткой жизни уже претерпел множество передряг и успел узнать, что перемены далеко не всегда бывают к лучшему.
Что ж, Эван оказался абсолютно прав. Джек взял Мелоди за крохотную ручку и помог ей одолеть большие мраморные ступени. На вершине лестницы он помедлил, еще на миг, задерживая ее ручку в своей большой руке, не желая выпускать ее маленькие пальчики из своих. А потом она побежала вперед, чтобы, болтая без умолку, посвятить Уилберфорса в подробности их путешествия, а тот, склонившись, внимательно слушал ее бессвязный рассказ.
Джек прошел мимо Уилберфорса в холл клуба. Толпившиеся там люди пытались не давить на него, но он видел, что им не терпится узнать, что произошло. Его друг Эйдан с привычным непроницаемым видом стоял несколько поодаль, но Джек слишком хорошо его знал, чтобы понять — чувствительной душе, пожалуй, грозит наибольшая опасность огорчиться. Ведь Эйдан был первым, кто принял на себя отцовство Мелоди, и первым полюбил ее.
Жена Эйдана, Мэдлин, стояла рядом с ним, поддерживая его и сама получая его поддержку, как всегда, молчаливая и тонко чувствующая настроение и переживания мужа. Он отвечал ей тем же. Джек наблюдал за этим, толком не понимая, как такое возможно. Он не мог себе представить женщину, которая сумеет заглянуть ему в душу и не только не ужаснуться тому, что увидит, но и полюбить его.
Он заметил Колина, самого старого своего друга, спутника детства. Тот с видимой небрежностью опирался на стену, украшенную деревянной панелью с изысканной резьбой. Но его небрежное равнодушие было только маской, ведь Джек уже понял, что Колин просто обожал Мелоди и с радостью признал бы себя ее отцом. А еще Джек обратил внимание; что пальцы Колина были переплетены с пальцами его жены, Прю. Она даже не притворялась невозмутимой, а сосредоточенно кусала губы, и костяшки ее переплетенных с Колином пальцев побелели от усилия сдержать эмоции.