– Ты в порядке, Аджай? – спросила Элиза.
– Не поручусь. Как вы знаете, за последние несколько недель я очень много прочел в башне Крэга и, хотя мне стало легче усваивать всю эту новую информацию, чувствую, что физическая структура моего мозга меняется еще быстрей… расширяется, если хотите… что означает: одному богу известно, что там у меня в мозгу.
– Ты меня тревожишь, – сказал Уилл.
– Имей в виду, это не кажется мне неприятным, хотя утверждать, что эта концепция в целом не есть грандиозное потрясение, было бы большим преуменьшением.
Элиза остановилась, взяла Аджая за плечи и посмотрела ему в глаза:
– Почему это происходит?
Аджай снова моргнул, словно бы опомнился, и опять посмотрел на своих попутчиков ясным взглядом.
– Понимаешь, мы меняемся, – сказал он. – Меняемся, каждый по-своему, и, похоже, ничего не можем с этим поделать…
– Почему?
– Потому что это часть того, как мы «технически» устроены, моя дорогая.
Элиза в поисках подтверждения посмотрела на Уилла. Тот кивнул.
– Так что, хотя все вышесказанное – несомненно, причина проявлять осторожность и бдительность даже в лучших обстоятельствах, – продолжал Аджай, – мы по крайней мере знаем, почему это происходит.
– По-моему, логично, – сказал Уилл.
– Мы уже есть друг у друга, – вмешалась Элиза.
– Да, – согласился Аджай. – Общий опыт – это очень важно в нашем случае.
– Единственное, что позволит нам пройти через это целыми и невредимыми, – сказала Элиза, яростно глядя на них обоих.
– Кстати, Уилл, читая, я наткнулся на любопытный кусочек информации, который может быть для тебя небезынтересным.
– Какой именно?
– Деликатное семейное дело… касающееся твоей семьи. Мне попалось свидетельство о рождении начала шестидесятых годов. Оно принадлежит дворецкому твоего деда, очаровательному и вездесущему Лемюэлю Клеггу.
– И что о нем?
– Похоже, для Франклина он не просто дворецкий, – сказал Аджай. – Он еще и сын Франклина – внебрачный, конечно. От женщины, которая, очевидно, работала в поместье прислугой.
Уилл обдумал это сообщение и обнаружил, что нашел большинство ответов на свои вопросы об этом человеке.
– Итак, он не только сын Франклина, – продолжал Аджай, – но и твой дядя. Названный, очевидно, в честь того, у кого ваша семья купила поместье, Лемюэля Корниша. Имя «Лемюэль» не растет просто так на деревьях.
– Я всегда знал, что он ублюдок, – сказал Уилл.
– Что ж, эти два ублюдка стоят друг друга, – заметила Элиза.
Уилл и Аджай рассмеялись.
– И наконец отвечу на твой вопрос о том, что делать дальше, Уилл, – сказал Аджай. – Хотя за время нашего знакомства ты неоднократно ставил нас в такие положения, что волосы дыбом, я вновь прислушиваюсь к твоему чутью лидера и отвечу: «Как скажешь, шеф».
Уилл положил руку Аджаю на плечо. Он высоко ценил кредит доверия своего друга, но еще больше то, что подтвердило замечание Аджая, то, что он и сам начал в себе замечать – нечто не самое очевидное начало меняться. И это не были явные изменения физических возможностей вроде скорости бега, выносливости и способности быстро выздоравливать, но более тонкая внутренняя способность, которой он как будто бы теперь обладал. Эта способность была связана с принятием решений, в особенности под давлением: он как будто просто знал, что нужно делать, и понимал это быстро, когда преимущества были не на его стороне и выбор давался трудно.
Но что это было такое? Мог ли он отнести это на счет чисто генетических изменений? Или это нечто, давшееся не столь легко, не дар, а скорее навык, приобретенный и развитый им самим благодаря практике и испытаниям? Была это приобретенная способность или в большей степени часть его характера?
И как называется такая способность? Решительность? Лидерство?
Нет, в его сознании всплыло другое слово, и упомянутая способность сама сообщила ему, что оно лучше прочих подходит для обозначения качества, о котором он думал.
Чутье. Он учился думать иначе. Это не требовало усилий, работы или расчетов; он убирал с дороги свое сознание и начинал понимать, что во многих отношениях уже знает, как и что нужно делать, знает, хотя у него не было времени подумать об этом.
Уилл оглянулся на тропу, по которой они пришли, и заметил, что она мало-помалу спускается по очень отлогому склону. Сухую пыльную землю под ногами сменяла поверхность, больше похожая на затвердевшую глину. Уилл закрыл глаза, и его чувства обострились; он также чувствовал и даже обонял появление в воздухе влаги.
– Где-то поблизости вода, – сказал он.
Впереди уклон увеличился, тропа постепенно сузилась, повернула влево и исчезла из виду в долине. Справа от тропы появился откос, ведущий во все углубляющееся ущелье. Почему-то Уиллу было трудно рассмотреть что-нибудь еще: внизу все как будто терялось в голубоватой дымке.