– Хочу, чтобы и ты с ним познакомился, Уилл, – сказал Франклин, повернувшись к нему, когда дошел до кресла.
Уилл видел, как старческая рука поднялась с ручки кресла и поманила его. Желтая кожа свисала с костей, пальцы, похожие на паучьи лапы, дрожали, ногти казались толстыми желтыми когтями.
– Уилл… это мой учитель – доктор Джозеф Эйблсон.
Увидев наконец лицо этого человека, Уилл едва не упал.
Когда Ник потянулся за бутылкой с водой, у него в кармане негромко загудел пейджер. Заслонившись открытой дверью, он быстро достал пейджер и включил экран.
Пора.
– Мать моя женщина! – прошептал Ник.
Он сунул пейджер в карман и глубоко вдохнул, свинчивая крышку с бутылки. Из другого кармана юноша достал маленький флакон и открыл его. Нажал на резиновую пробку, взял стакан и выдавил бесцветное содержимое в воду. Закрыл флакон, спрятал его и взял другую бутылку для себя.
– Вот, Брук.
Он поставил бутылку на стол перед ней, но Брук даже не подняла головы. Ник сел напротив нее, открыл свою бутылку и одним глотком осушил половину.
– Жарко? – спросил он и рыгнул.
Она наконец посмотрела на него:
– Если я предложу тебе деньги, ты уйдешь? Я могу себе это позволить.
– Послушай, ты должна меня знать лучше, – ответил Ник, вторым титаническим глотком допивая воду. – Сколько?
Брук мрачно посмотрела на него, потянулась за своей бутылкой с водой и вернулась к книге. Ник внимательно следил, как она отвинчивает крышку, потом подождал, пока она что-то дочитает.
Он закрыл глаза и, как делали его друзья, послал ей мысленный приказ: «Пей».
– Ты в порядке? – спросила она.
– Да, в полном, а что? – спросил он в ответ, открывая глаза.
– Да кривишься, точно ребенок, который никак не покакает.
Брук отпила большой глоток из своей бутылки и медленно покачала головой.
Офигеть. Мысль сработала. Или, может, она просто захотела пить.
– Просто пытаюсь думать, – сказал Ник.
– Я забыла: для тебя это как сердечный приступ.
Он посмотрел на часы.
Семь минут. Предположительно через такой промежуток оно подействует на нервную систему.
– Пойду в душ, – сказал он.
– Спасибо, что поставил в известность, – сказала Брук, отворачиваясь и возвращаясь к чтению.
Как только за ним закрылась дверь ванной, Ник ответил на сообщение Аджая:
Сделано.
Два
Житейская заповедь Уилла № 2: Нельзя прожить свою жизнь дважды
– Доктор Эйблсон, вот молодой человек, о котором я вам рассказывал, – сказал Франклин, улыбаясь и говоря громче обычного. – Мой внук Уилл.
Правый глаз человека закрывало молочное бельмо. Во втором глазу зияла пустота, словно у ящерицы. Клочья волос липли к голове, как сахарная вата. Плоть на лице обвисла, словно сползала с черепа, и собиралась сморщенной лужей под подбородком.
Эйблсон протянул правую руку в пятнах и коросте, со скрюченными пальцами, похожими на сломанные прутья. На ощупь сухие и чешуйчатые, эти пальцы походили на когти.
Уилл быстро подсчитывал.
«Это учитель моего деда. Деду по меньшей мере девяносто пять. Значит, доктор Джозеф Эйблсон, человек, который был современником и коллегой Адольфа Гитлера, не может быть моложе ста пятнадцати лет… А может, он даже старше».
Доктор Эйблсон смотрел на него, и из его горла вырвалось долгое сухое сипение – попытка заговорить, не похожая на слова.
– Он говорит, ты похож на своего отца, – с легким смешком сказал Франклин.
«А ты на мумию», – подумал Уилл.
– Рад познакомиться с вами, сэр, – сказал Уилл так же громко, как дед, отнимая руку.
– Я думаю, ты знаешь, что никто из первого класса паладинов не погиб в «авиакатастрофе», которую мы организовали в 38-м году, – сказал Франклин и потрепал Эйблсона по руке. – Не погиб и наш учитель. Он продолжал руководить программой в больнице, которую «Рыцари» открыли внизу; ты ее видел.
Уилл не мог оторвать взгляда от Эйблсона, который продолжал смотреть на него одним глазом в покрасневшей каемке век. Непонятно было, о чем он думает и что видит. Глаз казался мертвым, а лицо вообще не было способно что-либо выражать.
«Ты не единственный, кто умеет скрывать чувства», – подумал Уилл, поворачиваясь к деду.
– Тебя же не было в том самолете, – сказал Уилл.
– Да, об этом позаботился мой отец после вмешательства своего надоедливого друга Генри Уоллеса. Он на несколько месяцев отправил меня в Европу, и я не стал частью программы.
– Тебе повезло, – сказал Уилл.
Он вспомнил, какие жалкие уродливые существа жили внизу в медных баках. Последние семьдесят пять лет.