Аманда быстро менялась к лучшему. Ее волосы, теперь чистые и расчесанные, вновь превратились в великолепную каштановую гриву, кожа очистилась, карие глаза засияли как-то по-особому. Она начала одеваться, как подобает красивой девушке, какой она, собственно, и была, и устроилась работать в местную библиотеку, явно довольная своим выбором. Наказание по делу о наркотиках оказалось не таким строгим, как опасалась Берил, – с Аманды взыскали небольшой штраф и сделали серьезное предупреждение о недопустимости повторения подобного. И, самое главное, у них с Берил установились отношения, все более напоминавшие дружбу матери и дочери.
И вот в течение года, с интервалом в месяц, произошли два события, в корне изменившие их жизнь. Прежде всего, Аманда получила письмо из общества попечительства, где сообщалось, что мать ее нашли, но связаться с ней лично оказалось невозможным, поскольку, как выяснили через посредника, она находится за границей, так что вернуться к этому вопросу можно будет лишь по ее возвращении в Англию.
А вскоре умер Арнольд.
Полученное письмо неприятно удивило Аманду. Ей никогда не приходило в голову, что, отыскав мать, невозможно будет сразу же и встретиться с ней. В мечтах она уже представляла эту душещипательную сцену, предпочтительнее – в аэропорту, на глазах у всей мировой прессы, под стрекот телекамер. Ее увезут в Голливуд, где она будет праздно проводить время, греясь под лучами жаркого солнца возле бассейна и посещая актерские классы. И наконец состоится ее дебют в кино, где она сыграет в паре с матерью, получит восторженные отзывы, и взойдет звезда ее славы, которая затмит славу матери.
Пока она думала, что готовится именно такой сценарий, ожидание было не столь тягостным, но теперь, с получением письма, терпение Аманды лопнуло. В конце концов она знает, кто ее мать. Единственным препятствием к тому, чтобы немедленно отправиться на ее поиски, было отсутствие денег. Правда, она обещала Берил не пытаться искать встречи с Леони, но ее вовсе не обязательно посвящать в свои планы. А, кроме того, что значат обещания? Отец ее отказался от своих обещаний, но это не помешало ему стать влиятельным и респектабельным человеком. Ее отец… при мысли о нем в голове зародилась идея – очень хорошая идея, как показалось Аманде. Она не станет писать своему отцу, Симону Брентфорду. Она напишет его жене. Аманда почему-то была уверена, что именно она захочет ей помочь.
2
Первой реакцией Элизабет Брентфорд на письмо Аманды было возмущение глупым розыгрышем. Но письмо не шло из головы. Элизабет крайне редко бывала в кино и смотрела телевизор, но тем не менее о Леони О'Брайен она слышала. Много лет назад, еще до помолвки с Симоном, до нее доходили слухи о том, что он в свое время путался с какой-то актрисой. Тогда она не придала этому значения; у нее до Симона тоже были поклонники, да и ни к чему ей было интересоваться его прежними увлечениями. Но если этой актрисой была Леони О'Брайен – а, судя по ее возрасту, это вполне возможно, – тогда это кажущееся бредовым письмецо могло оказаться правдой.
Одна, в своей уютной гостиной, Элизабет обдумывала все возможные варианты. Эта солнечная, полная воздуха комната, отделанная в голубовато-зеленых тонах, стала ее своеобразным святилищем. Из окон, выходивших на юг, за зелеными просторами лугов просматривалось озеро, и от этого безмятежного вида в душе воцарялось спокойствие, в котором Элизабет с годами все больше и больше нуждалась. Ее гостиная была единственным местом в доме, где она имела право на уединение, и это право уважала вся семья: никто не смел войти сюда без приглашения, даже Симон.
Элизабет любила читать адресованные ей письма, уединившись, не отвлекаясь. Вот и сегодня пришла очередная сводка сплетен от ее подруги Кэролайн из Сомерсета. Просматривая в первую очередь наименее важную корреспонденцию, Элизабет не слишком заинтересовалась конвертом, надписанным незнакомой женской рукой, приняв его за очередное послание из благотворительного общества. Когда же она вскрыла конверт и с изумлением прочитала письмо, ей оставалось лишь благодарить судьбу за дарованное ей уединение. Первые эмоции улеглись, и Элизабет подумала о том, что, если в признаниях девочки есть доля истины, надо будет тщательно продумать все варианты выхода из создавшейся ситуации.
Элизабет Брентфорд, урожденная Кавендиш, была единственной оставшейся в живых наследницей огромного состояния своей семьи. Она это знала, так же как знала и то, что солидное приданое, выгодно дополнявшее ее миловидную внешность и утонченные манеры, во многом определило выбор Симона. Претенденток на его руку и сердце было, конечно же, немало. Элизабет мысленно вернулась в прошлое, на семнадцать лет назад, в тот день, когда они стали мужем и женой. Это был великолепный июньский день; огромный особняк Кавендишей в Глостершире, казалось, вот-вот лопнет от наплыва гостей, которых собралось более трехсот.
Родители Элизабет – высокочтимый[2] Десмонд Кавендиш и его супруга, леди Лавиния, дочь баронета, – входили в элиту английской знати, и свадьбу их дочери, естественно, почтил своим присутствием весь высший свет. Семья Симона, хотя и "вполне респектабельная", как говорила мать Элизабет, была в тени. Его отец, правительственный чиновник, и мать скромно бродили среди гостей, взволнованные и слегка обескураженные множеством именитых родственников, которых только что приобрел их умник-сын. Жертвы, на которые они пошли в свое время, послав сына учиться в Оксфорд, оказались не напрасны, и свидетельством тому были и эта блестящая женитьба, и многообещающая политическая карьера.
Официанты сновали с подносами шампанского, официантки разносили канапе и вазочки с клубникой. Под натянутым шатром становилось жарко, и случайные дуновения легкого бриза были как нельзя более кстати. Элизабет, возбужденная от поздравлений, отошла к краю шатра вдохнуть свежего воздуха, как вдруг налетевший порыв ветра сорвал с ее головы белую кружевную фату и понес ее по саду. Пытаясь схватить улетавшее белое облако, Элизабет обернулась и краем глаза увидела на другой стороне лужайки, под высокой сосной, Симона, увлеченно беседовавшего с удивительно красивой девушкой.
Она почувствовала легкий укол ревности, но попыталась не поддаваться эмоциям. "Как невеликодушно с моей стороны, – подумала она. – Сегодня мой день – день свадьбы, о чем может мечтать любая девчонка, – и не стоит дуться на другую девушку за мимолетную беседу с моим красивым мужем". Но она так и не смогла унять предательского чувства, подсказывавшего, что свадьба была бы идеальной, если бы жених не сводил глаз со своей невесты.
Элизабет вдруг осознала, что невольно направляется в их сторону. Подойдя ближе, она увидела, как легкими движениями пальцев Симон касается груди девушки и та радостно хихикает. Заметив Элизабет, девушка резко отстранилась; выглядела она виноватой. Симон обернулся, намереваясь обрушить свой гнев на непрошеного свидетеля, и, к отвращению Элизабет, ничто не дрогнуло в его лице, когда он увидел свою новоиспеченную супругу.
– Уже шпионишь за мной, Лиз? – с издевкой спросил Симон. Элизабет вдруг осознала, что он изрядно пьян. Это было на него не похоже; единственным оправданием могли служить лишь эмоциональные перегрузки свадебного дня.
– Разумеется, нет, дорогой, – весело ответила она. – Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Сто лет тебя не видела.
Симон бросил на нее хмурый взгляд.
– Не увлекайся слежкой, я этого не потерплю. – Затем отвернулся и, взяв девушку под руку, увлек ее за собой, оставив свою невесту в одиночестве, растерянную и униженную. Это была первая в череде подобных стычка, когда Элизабет задавала себе один и тот же мучивший ее вопрос – не совершила ли она страшную ошибку, став женой этого холодного, высокомерного красавца.