Коршун смотрел на Мару и удивлялся, отчего всегда бледное лицо окрасилось румянцем? Откуда это неподобающее живое и страстное выражение? Сейчас Такайра до безумия хотел ее. Собрался было притянуть к себе, но, неожиданно, она сделала это первой - узкие ладони обняли затылок, тело бесстыдно прижалось к его, а губы разом вынули душу. Ничего не видя, не слыша, Такайра подхватил Мару на руки, отнес в шатер, одним движением брови выгнав на улицу Дарину с Садаком. Малыш сладко спал у стены. Такайра сделал вид, что его не заметил. Если мальчик проснется, ему стоит посмотреть и прикинуть свои силы рядом с такой женщиной. Коршун подумал о том, что увидит и почуствует Малыш, разбуженный смехом Мары, довольно усмехнулся про себя и забыл обо всем, растворяясь в ее ласках. Несколько мгновений они катались по полу, избавляясь от одежды, обмениваясь безумными поцелуями, но вот она оказалась сверху, уперлась руками в его грудь и одним движением бедер приняла Такайру в себя. В сумраке шатра Мара возвышалась над ним, подобно древней богине - полной власти и силы, страсти и чувственности, гладкая кожа источала аромат и тонкое, едва заметное сияние. Она наклонялась вперед, а затем откидывалась назад, упираясь прохладными ладонями в его бедра, и подрагивающие груди то нависали над лицом Такайры, то торчали вверх, стоило ей прогнуть спину. Он схватил Мару за плечи и рывком поднялся - взбугрились на миг мышцы под смуглой кожей, только оттенившей белизну женского тела. Неровные пряди хлестнули по лицу - она отвернулась, пряча горящий взгляд. Коршун подсунул руки под ее под ягодицы и помог движению, резче насаживая на себя. Жаждал услышать смех - в то мгновение, когда семя толчками пробьет себе дорогу наружу - в горячую, влажную оболочку ее лона. Он желал бы услышать и стон, но, наверное, для того, чтобы сорвать с припухших сейчас губ Мары этот запретный плод, надо было перестать быть человеком! На какой-то миг он потерял себя в ней, приник жадным ртом к ее, вбирая язык здесь и пронзая - там и, наконец, получил то, о чем мечтал. Она прикусила его плечо, содрогнулась и вдруг оттолкнула от себя, запрокинув лицо к куполу шатра тихо, хрипло смеясь. От этого звука мурашки побежали по спине и утихающие судороги возобновились, заставив Такайру закусить губы, чтобы не застонать от острого, невозможного наслаждения.
Какое-то время он еще держал ее в объятиях, так крепко, как мог. Другая бы задохнулась от силы его рук, но Мара не шевелилась и, кажется, даже не дышала. Лишь билась синяя жилка на ее шее - мелко сотрясая кожу и указывая на то, что женщина еще жива.
Малыш все-таки проснулся. Коршун обнаженной спиной ощутил его взгляд, полный ненависти и желания. Мара ничего не видела - ее лицо все еще было запрокинуто, глаза закрыты. Другую Такайра столкнул бы с себя, оделся и вышел. Ему никогда не было дела то того, что происходило после с обнаженными, беззащитными, не пришедшими в себя от любовной истомы телами женщин, которых он получал или насиловал. Когда Дарина примкнула к нему и братьям - они пользовались ею после того, как она дарила ласки Такайре, и она терпела, пряча за кажущимся равнодушием боль и отчаяние. А потом... потом не смогла жить по-другому.
Такайра провел большим пальцем по диагональным, розоватым шрамам на шее, под волосами - скрывая их, Мара никогда не забирала волосы в хвост. Он с самого начала знакомства ломал голову над происхождением этих отметин, но если она не желала говорить о себе и своем прошлом (а она, обычно, не желала) - из нее не удавалось вытянуть слов, ни побоями, ни лаской. Складывалось ощущение, что некто - педантичный, но безумный, ножом с иззубренной кромкой аккуратно размечал кожу, для того, чтобы позже нарезать шею Мары ломтями.
Повеяло сквозняком - Малыш выскочил на улицу.
Такайра усмехнулся, пробуя на вкус соски Мары, потом опрокинул женщину на смятые шкуры, лег сверху и тихо сказал:
- Рано или поздно ты найдешь всех, кого искала. Я не знаю, за что ты мстишь им, но месть жива - пока живут те, для кого она предназначена. А после ты почувствуешь опустошение, и жизнь покажется холодной и бесцельной.
Не открывая глаз, она замотала головой. Уголки кажущихся воспаленными губ приподнялись.
- Думаешь, я не знаю, о чем говорю? - спокойно спросил Такайра, но не выдержал - захватил ее губы своими, сминая и давя, словно сладкие ягоды.