Маленький подвижной человек с большим носом, похожий на нахохленную птицу, вылез из кресла, нервно прошелся по кабинету, затем вытащил из жилетного кармана большие золотые часы, украшенные императорским вензелем из бриллиантов, откинул нажатием пальца крышку: было около трех часов.
...Монкевиц вернулся необычно быстро после обеда с Сазоновым, трапезы с которым обычно затягивались у него на несколько часов, к обоюдному удовольствию приятелей. Сазонов имел обыкновение во время дружеских обедов информировать начальника разведывательного отделения Генерального штаба о главных линиях политики мировых держав, а Монкевиц снабжал дипломата такими глубоко скрытыми от постороннего глаза деталями, без знания которых любому политику трудно вести внешние дела.
Николай Августович быстро прошел через коридоры генерал-квартирмейстерской части. Ему попались навстречу лишь два старших офицера - присутствие, как всегда, закончилось в 5 часов вечера, и делопроизводители успели разойтись по домам. Энкель по заведенному порядку, когда генерал отсутствовал, был на своем месте и изучал какую-то бумагу.
- Ваше превосходительство! - обратился он к Монкевицу, приподнимаясь на своем стуле в знак почтения. - Приходил адъютант генерал-квартирмейстера и сказал, если будет что-то срочное - Юрий Николаевич просил передать ему на дачу, что на Каменноостровском проспекте...
- Да, сегодня у нас будет очень срочное и неприятное! - резко подтвердил Монкевиц. - Один из наших крупных агентов в Праге раскрыт и покончил самоубийством...
У Энкеля словно оборвалось что-то внутри - он чутьем понял, что его болтовня могла вызвать какую-то катастрофу в Вене или Праге, а то и в самом Берлине. Оскар Карлович усилием воли принял спокойный, но озабоченный вид и, выражая готовность ко всяческой деятельности, обратился к начальнику:
- Я предлагаю немедля вызвать Алексея Алексеевича, как главу австро-венгерского делопроизводства - это, вероятно, его агент - или кого-либо из его делопроизводителей...
- Немедленно вызовите шифровальщика и телеграфно запросите от нашего военного агента в Вене детали скандала, вовлеченность в него военных и придворных кругов, возможность провалов других наших легальных и нелегальных работников в Австро-Венгрии... Подготовьте телеграммы в Варшаву - Батюшину и в Киев - Галкину о провале одного из агентов, потребуйте немедленного предупреждения их работников о необходимости соблюдать крайнюю осторожность, пусть также проанализируют возможные последствия с точки зрения их разведпунктов... Сообщите нашим военным агентам в Стокгольме, Берлине, Бухаресте, Риме, Берне, Париже - словом, во всех европейских странах, откуда ведется разведка Австро-Венгрии...
Когда Монкевиц остановился на мгновение, Энкель быстро вставил свое новое предложение:
- Шифровальщикам, ваше превосходительство, надо отдать приказ работать и ночью... Вдруг что-нибудь придет из Вены... А кто будет готовить доклад на высочайшее имя?
- Сначала надо самим разобраться, а потом докладывать государю, проворчал генерал. - Скажите вестовым, чтобы вызвали Соколова и всех других, кого я назвал, да чтобы поторопились... Пусть возьмут штабной мотор.
От сознания своей возможной вины в провале крупного агента Энкель говорил и действовал особенно услужливо. Но после минутного замешательства у него в душе даже звякнула какая-то нотка удовлетворенности. Эти самодовольные русские, которые словно медведи тщанием Петра Первого вылезли из своей берлоги в Европу и превратили его гордую и горячо любимую Швецию из великой державы во второразрядное государство, эти мужики, которые отобрали у шведского короля по сговору с Наполеоном Бонапартом восточную колонию Финляндию, эти неучи, которые вдруг так глубоко проникли в самые сокровенные секреты обожаемых Энкелем Срединных империй, теперь они были жестоко наказаны.
Энкель боялся только за свое реноме, но по трезвому раздумью он решил, что опасности для него нет никакой. Даже если начальству и станет известно, что он иногда слишком распускает язычок у Мануса, то о секретной стороне бесед в кабинете купца никто и догадаться не сможет. Придя к такому выводу, Оскар Карлович решил не маскировать свой интерес к "делу Редля", а, наоборот, постараться выведать как можно больше, чтобы в дальнейшем припугнуть Мануса возможностью его разоблачения. Профессиональный шпион не мог не попытаться извлечь из всего дела дополнительной для себя выгоды.
Но он был немало огорчен, когда получил приказ Монкевица выехать с варшавским экспрессом в тот же вечер к Батюшину для координации всех действий по прикрытию оставшейся секретной агентуры в Австро-Венгрии. Оскару Карловичу не оставалось ничего, как исполнять приказ и собираться в дорогу.
45. Петербург, май 1913 года
...После своего возвращения в Петербург и знакомства с Анастасией Соколов жил необыкновенной жизнью. С десяти до пяти он, как и прежде, напряженно трудился в своей стеклянной конторке в здании Генерального штаба, получал и расшифровывал донесения агентов, анализировал документы и чертежи крепостей, ставил аккуратно все новые данные на картотеку, отмечал передислокацию частей австро-венгерской армии - словом, выполнял свои обязанности как бы механически.
Когда же заканчивалось присутственное время и не надо было оставаться для дополнительных работ, Соколов попадал в другое временное измерение. Оно определялось встречами с Анастасией - от одного свидания до другого.
Девушка занималась в консерватории, давала частные уроки пения. Когда случались редкие свободные вечера, они шли в театр или в концерт, блуждали по музейной части Зимнего дворца, куда Соколов попросил временный билет у хранителя Эрмитажа, отправлялись просто бродить по улицам. Все эти часы проходили для полковника в каком-то блаженном тумане. Соколов не расспрашивал девушку ни о чем, не жаловался на свою судьбу, а исподволь стремился сделать так, чтобы Стасе было интересно бывать с ним.
Встречались они и в молодежном салоне статской советницы Шумаковой. Там привыкли к полковнику, считали его своим, называли за глаза "розовым" и уже больше не дразнили. Наоборот, большевик вел с ним товарищеские дискуссии. Этот простой питерский рабочий постепенно старался открыть ему - полковнику Генерального штаба - законы общественного развития, о которых ни в какой военной академии императорской армии и слыхом не слыхивали.