Вероучитель Пафнутий после долгих нравоучительных бесед на солнцепеке (Малаша никогда не пряталась в тень) окрестил ее, всех детей и внуков. Теперь в деревне всем заправляла не колдунья Малавила, а мать Матрена.
А через пяток лет в глухой мозамбикской деревне среди португальско–малавийской мешанины стала слышна и русская речь — начали вовсю щебетать подросшие внуки Матрены от старорусских невесток и зятьев. И Лопсяк звоном колокольчика открыл для детей «Школу русской жизни» под развесистым деревом.
Старого интуриста Рамона Лопеса не довезли на сочинской «скорой» до больницы.
— Умер с улыбкой на губах, как попы говорят — умиротворенный. И сам из попов, наверное. У него крест на груди.
— Не расслышала, что он вам пропел перед смертью, доктор? — спросила медсестра. — Псалом из церковного репертуара?
— Нет, что–то из старинного, советского, типа: «Вернулся я на Родину… шумят березки встречные… я много лет без отпуска служил в чужом краю».
Конец