От яркого света Мила зажмурилась и прикрыла лицо рукой — Костя включил все верхние и боковое софиты. Ему очень хотелось, чтобы она видела не просто пустой театральный зал и голую сцену с черным роялем посередине, а почувствовала то незримое, неосязаемое, но куда более реальное, чем эти стены и обшарпанные кресла, тот трепет, когда душа сливается с пространством и пробуждается понимание собственной единственности и принадлежности миру необъятному… Правда, он ощущал здесь подобное один на один с гулкой тишиной, а сейчас они вдвоем. Чувства двоих заняты друг другом. Так или иначе, должна явиться магия театра.
Она медленно убрала руку, улыбнулась, слепо глядя широко раскрытыми глазами. Зубы и белки глаз сияли под лучами.
— Ты где? — сказала Мила тихо, во мрак. И мрак наполнился ее голосом.
Костя стоял в осветительной ложе — он только что обежал весь театр, проверил, заперты ли входы-выходы, отключил вентиляцию. Поднялся в осветительную и неожиданно дал на сцену свет.
— Здесь, — отозвался он и услышал себя в противоположной стороне.
— Где здесь?
— Здесь, здесь, — сделав руки рупором, гудел Костя в разные углы. — Я везде-е…
— Ты, что ли, господь бог? — волной прокатился ее шепот.
— Име-е-ющи-ий уши-и да слы-ыши-ит, — на самых низах тянул Костя.
— Господи, спаси и помилуй меня, грешную, — отвечала она ему порхающим шепотом в той же тональности двумя октавами выше.
— Я являюсь только святым и праведникам, отроковица Мила.
— Ошибка вышла, боже, я грешница… А откуда берутся святые и праведники, ведь люди же все не без греха?
— Покаявшиеся и принявшие на себя муку за род людской!
— Господи! — взмолилась она, упав на колени и сомкнув на груди руки. — Прости меня, грешную, покаяться — я хоть сейчас каюсь! Но ни за кого никакую муку принимать не хочу!
Господу богу Лапину сразу сложно было найти достойный божий ответ. Его разбирало умиление. Перед красотой, не женской, любой красотой — природы, искусства — он всегда робел. Боялся вспугнуть, нарушить ее неуклюжим движением и жаждал оберечь, послужить ей. Себя-то он считал созданием, предельно неудавшимся — не только внешне, это еще куда ни шло, главное, внутренне. Лишенным душевной пластичности, сколько-нибудь яркого ума да и вообще каких-либо талантов. Даже о своей физической силе ему было всегда неловко слышать — какая сила, когда штангисты вон по скольку поднимают.
— А потом, как это покаяться?.. — вопрошала Мила. — Грешить-то, господи, не очень стыдно, а вот каяться и признаваться… если уж до конца откровенно, это как-то… господи… Да и скушно совсем без греха… Да и не грешно это, мне кажется, немножко согрешить.
Лапин видел — девушка чуть-чуть рисуется. Но это не отталкивало его, а навевало еще больше умиления, так, хоть слезу пускай. Она не скрывала того, что рисуется! Она ничего о себе не желала скрывать, упрямо не хотела казаться, выглядеть лучше, чем есть, скорее, склонна была низводить себя. В ней Костя углядывал то, без чего красота невозможна — открытость, доверительность, простоту. Редкую ныне способность не только очаровывать, но и очаровываться.
— Не гневайся, господи, не гневайся, каюсь! — она широко разметала руки с длинными пальцами, напомнив Лапину взлетающего лебедя — взлет, которого он никогда воочию не видел.
— Тебе надо в театральный, — сказал он горячо и серьезно. — У тебя настоящий талант.
— Я кривляюсь, да? Прости, я не виновата. Это вот… эти прожектора… огни рампы, сцена… Господи, какая она пыльная, а я по ней на коленях… Ее что, не моют? Мне тут хочется и говорить вот та-ак, и двигаться… — она поднялась и медленно пошла, оттягивая носки, плавно водя руками. — Наверное, поэтому артистки воображулистые…
— Нет, ты действительно, по-моему, можешь стать… — ему хотелось сказать «великой», но не рискнул, — большой актрисой. Ты очень пластична… внутренне.
— Когда я была маленькой, я играла в школе Золушку… Даже забывала, что играю, казалось, на самом деле. А теперь… ничего не могу специально. — Лицо ее вытянулось на секунду в легкой грусти. — И не хочу, — оживилось вновь. — Давай я тебе лучше покаюсь, господи! Вот сейчас исповедуюсь, покаюсь! — прижала она руки к груди. — Отзовись.