— Лучше через восемь, — ответила она.
— Почему через восемь?
— А почему через пять?
— Выучимся.
— А через восемь денег успеем скопить.
— Я серьезно!
— И я серьезно.
— Эльвина! — опять грубо схватил он ее за плечи. Должна же понять она, как ему плохо!
— При чем здесь я, если ты не знаешь, куда деться! — вырвалось у нее. И сдержаннее, но жестко добавила: — Если ты серьезно, уйди сейчас.
Он помедлил. И пошел! Спустился на один этаж, другой… А зачем же уходить-то? Хотела ли она на самом деле, чтоб ушел?.. Остановился. Ее шагов не было слышно. Стал подниматься обратно. Дошел уже до девятого, как она стремительно сбежала навстречу, проскочила мимо и скрылась за шумно щелкнувшей дверью. Он только успел увидеть метнувшийся взгляд да цветастый подол халата.
Можно было еще раз позвонить, вызвать, попробовать все сначала. Но с хлопком двери словно что-то обрубило в его душе. Ничего в ней не осталось, кроме неистребимой жалости к себе. Такой жалости, что аж впору было зарыдать.
Сергей шел в ознобе, мелко перебирая ногами, пьяно всхлипывая. «И рад бежать, да некуда… — преследовали его строки, пронимая чувством затерянности и еще большей к себе жалости. — Ужасно!» Сворачивая, скрежетал о рельсы трамвай. Шумел залитый светом ресторан… И вдруг, до тепла в теле, как просветление, подумалось о Люсе. К ней ему надо! Зачем он и приходил к этой… К той надо! Если бы знал, где она живет, к ней сразу и пошел. Только где она живет? Он же не знает, где она живет! Хоть вой теперь… Не знает!
Но отказываться от своих помыслов Сергей не умел — только дай цель! До́ смерти захотелось увидеть Люсю! Потому что ему одному… невмочь ему, такое чувство, будто руками и зубами хватается за пустоту! Не знает, перестал понимать — какой он, когда один! Потерялся! Человека нужно рядом близкого, пусть все будут против, но чтоб хоть один — понимал, любил, сострадал! Хоть бы одному ты был необходим — как воздух, как жизнь!
Сергей мысленно прикинул: адрес Люси может быть у той женщины-инвалидки, к которой ходили вместе на днях… Но где живет эта женщина, Сергей уже помнил смутно — шел тогда, не присматривался, другим был занят. Да и вряд ли у нее адрес… На Архангельскую, 13 надо срочно! В тот особняк с запущенным приусадебным участком, куда привела его Люся год назад, в котором: обитают люди, сумевшие отстраниться от вечной тряски за существование, сохранить, как думалось теперь, души от перетирания общественной жизнью! Причем, не выставляют этого своего отстранения, не противопоставляют себя большинству — пусть каждый развивается как хочет! Всеприемлемость! Даже огород не засаживают, чтоб земля на участке могла родить то, что ей хочется. Пусть Мастер и назвал их инертными, — Сергей как-то уговорил его сходить вместе в этот дом, — с такими, мол, небезынтересно пообщаться, но погрузиться в их жизнь — то же самое, что начать курить гашиш. Ничто так не затягивает, как безделье! Собственно, после его слов Сергей и перестал бывать на Архангельской, хотя и вспоминал часто, тянуло.
Теперь же захотелось побывать в этом доме не меньше, чем увидеть Люсю. Пусть отчасти Мастер и прав: Сергей при всем желании в глубине души никак не мог смириться с заросшим крапивой и полынью огородом, руки так и чесались вскопать. Но это, наконец, никому не мешает, люди живут, радуя себя и друг друга. Друг для друга и живут! А Мастер вот уехал — и дела ему до него, Сергея, никакого. Он ведь писал, получил открытку в ответ, мол, учитесь, при первой возможности постараюсь помочь… Чему помочь?..
Поймут, примут, никакой платы с его души не потребовав! Отправился на такси, дотрачивая остатки занятых на билет домой денег. По дороге подсел попутчик, невысокий, упитанный дядька. Стал ухать тяжелым смехом и произносить, любуясь, одну и ту же фразу:
— Было бы здоровье, остальное купим!
У Сергея все там, внутри него, зудело, так и хотелось заткнуть эту, как ему виделось, самодовольнейшую глотку! Но терпел. Долго терпел. Потом все-таки выговорил с заднего сиденья как можно сдержаннее:
— А что для вас вот это остальное, что вы можете купить?
— Что? — не понял попутчик: он, скорее всего, и был-то не такой уж богатей. Богатей выпячиваться с этим не станет. Так, услышал где-то словцо навеселе, показалось оно ему остроумным, потому что деньги-то, наверное, все-таки водились. И давай им играться!