— Ну вот вы только здоровье не можете купить, а все остальное можете, так? Так что остальное-то?
Мужчина повернулся и пристально посмотрел на Сергея.
— Ну, что, что?! — вскричал тот в нетерпении. — Машину, дачу, девочек, выпивку, что еще?!
— Это мое дело — что, — сказал мужчина уже без тени веселости, напористо сказал.
— Продать! — с хрипом процедил Сергей. — Не купить, а продать ты все можешь! Кроме здоровья, все остальное — продать!
— Будешь шуметь — высажу, — пригрозил водитель.
— Разговорчивые они нынче пошли, — произнес мужчина известную в подобных случаях фразу.
— Наивные вы, ребята, — усмехнулся Сережа в затылки сорокалетних мужчин, откинувшись на спинку сиденья. — Верите, что можете что-то купить!.. Я тоже когда-то верил, молодой был, глупый был.
Дальше ему пришлось идти пешком.
Навстречу выскочила из конуры громадная собака — год назад ее не было! Сергей вытянулся весь, понимая, что обратно, за калитку ему уже не успеть. Но тут же увидел — лохматая черная громадина ластится и виляет хвостом. Разве могла быть в этом доме злая собака! Он потрепал ее по загривку, по удивительно мягкой и гладкой шерсти, прижался к ее морде лицом. Вошел вместе с собакой в сени, где светила слабая лампочка, вероятно для того предусмотрительно включенная, чтобы пришедший не тыкался впотьмах в поисках дверной ручки. Где еще, в какой общественной инстанции так могут ждать человека и позаботиться о нем заранее?! Хо-хо-о!.. За дверью, ведущей в сам дом, пели. Здесь всегда много пели. И хорошо, как-то особенно — иначе, нежели профессионалы, иначе, чем сегодня он с друзьями в общежитии. Без желания преподать, без нарочитого задора или надрыва — просто, наслаждаясь пением. И песни были совсем иные, свои какие-то. У них и поэты свои, и художники. Собственно, здесь все и поэты, и художники, и певцы. Даже если у кого-то что-либо и вовсе не получается, все равно делает — можно же выразить себя и неуменьем. Лишь бы от чистого сердца!
И ото всего этого — от собачьей ласки, она, радостно поскуливая, то подбегала к двери, ведущей в дом, то тыкалась мордой ему в ноги; от песни, от возникшего чувства своей сродненности с бревенчатым домом, где ты вроде уже и в доме, но еще и не вошел, проникаешься его духом, — Сергея отпустило. Притихла душа, даже до робости, до послушания.
Собака скребла двери и поглядывала на него, словно бы удивляясь, чего, мол, медлишь, там так хорошо!
Сергей открыл дверь и переступил порог. Напротив, прямо по коридору, в комнате сидела хозяйка. В приятном ее лице проступило тихое ровное изумление и радость. Она, держа на весу далеко от себя сигарету в длинном мундштуке, и не меж двух пальцев, а словно кисть или крест для благословения, медленно повернулась и посмотрела в глубь комнаты, собираясь, видимо, что-то сказать. Но оттуда, из-за угла послышался голос Владислава, хозяина:
— Проходи, Сережа.
Владислав не мог его видеть! Когда Сережа прошел в комнату, в этом убедился. Владислав сидел за угловой стеной на кровати, поджав ноги калачиком. В комнате были еще две девушки — одна из них курила, как и жена Владислава; другая, вся перепачканная краской, в платье из лоскутиков, чего-то рисовала. И молодой человек, которого можно было назвать и юношей, не будь у него ребенка на руках — Сергей успел мельком удивиться, почему же ребенок не спит. Девушку с сигаретой и юного отца он видел постоянно здесь и прежде.
Владислав поднялся, крепко пожал руку. Небольшие голубые глаза его залучились. В то же время Сергей заметил, как успели они оценить, что без пальто он, что чуть выпил и не в себе… Был Владислав невысок, неширок в кости, но ладен. Голову, стягивая светлые длинные волосы, облегала повязка (что не имело никакой связи с аэробикой). Высокий прямой лоб с прямыми бровями чуть нависал над некрупным, очень прямым носом. Губы были толстыми, но четко очерченными. Под негустой бородой чувствовался выпуклый основательный подбородок. В лице нельзя было углядеть линий резких, жестких, даже какой-нибудь складочки у переносицы или в уголках рта, как нельзя — и линий размытых, незавершенных. Благородством, покоем веяло от этого лица. Мастер сказал о нем: «Славянский тип в чистом виде».
— А как ты догадался, что это я? — спросил Сергей.
— Догадался, — улыбнулся Владислав, и лучиков в его глазах прибавилось. Они грели и подбадривали, как бы говоря: ничего, все преходяще, незыблем лишь этот миг, когда ты, чувствуя и живя одним, а я иным, зачем-то понадобились друг другу. Именно друг другу, а не я, Владислав, тебе, Сереже, — мы два мира, две вселенных, мы встретились! Что может быть важнее?