Что удивительно, Михаил тогда как-то сразу успокоился. Понравилось даже, что человек — странствует, шулер!.. Жизнь, судьбу ставит на карту!.. Теперь же, когда видел перед собой жертву — не какого-нибудь пресыщенного толстосума, а тщедушного, в поношенном невзрачном пиджаке, наверняка и без того неудачливого, потому убитого досадой паренька, — становилось не по себе. Собственная постыдность виделась. Понималось: это таксистом поработал, пообтесался, осмотрительнее сделался, думаешь вроде о чем-то, да ухо настороже, а раньше — как пить дать сам попался бы на удочку! Мордастый-то неспроста заговаривал и улыбался ему, будто девочка. Не ответь Михаил, мол, да, из командировки, тот бы, тертый волчара, так просто не отвязался — коли из командировки, значит, денег нет!
В проходе опять показались парни. Вторым шел этот, Заводила, как Михаил его про себя окрестил. Он смотрел все так же распахнуто, с веселой, как бы зазывающей наглецой. Сомнений у Михаила не осталось: тот, Маринкин. Парень, идущий первым, приостановился было, но Заводила, коротко глянув на Михаила, стрельнул глазами на рыжего паренька и подтолкнул в спину своего товарища. Буквально через мгновение послышался звонкий его голос; но что не укладывалось в уме — в купе, рядом с тем, где только что, как говорится, на глазах у изумленной публики красавчик вытянул деньги у нескольких человек, кто-то снова соглашался играть.
— Может, сказать проводнику, раз много проиграл, — обратился Михаил к рыженькому. — Пусть сообщит начальнику поезда. Их на станции возьмут — и вернут тебе…
— Разве проводник всего этого не видит? — приглушенно проговорил пожилой человек. — Его сейчас и в вагоне нет, вот в чем дело. Получил свое и…
— Ну тогда прямо к начальнику пойти!.. — Михаил хоть и восклицал, но тоже негромко.
— Вы что, шутите? Они же следят за тем, кто много проиграл… Вагон у нас головной, проход один, прикончат и выкинут… Ключи вагонные у них свои…
После этих слов Михаилу впору было вызваться самому идти к начальнику, коль завел речь. Прикончить, конечно, не прикончат, думал он. Это в крайнем случае. Но встретить, пригрозить могут. Михаила подзуживало — попробовать. Не ради этого паренька или кого-то других, кто, развесив уши, садится добровольно отдавать деньги, а так — судьбу попытать. Уж больно они уверены, черти! В какой-нибудь час, а то и меньше, если считать, что на некоторое время исчезали, прошерстили весь вагон! Без пистолетов и ножей ограбили! Безнаказанно. Это подавляло. Но… понимал Михаил, если ему действительно преградят путь, то дальше уже против воли и здравого смысла он попрет напролом! Так-то в жизни характер у него вроде покладистый, но доведись до крайности, до конкретного унижения или насилия — мозги отшибает, душу рвет!.. Из-за этого и с такси ушел — из-за непримиримости, в какие только переделки не попадал! А может, оправдывает сейчас себя он, успокаивает самолюбие, а на самом деле просто кишка тонка?..
Он склонился вбок и посмотрел вдоль прохода назад-вперед. Позади, а если считать по движению поезда, то наоборот, впереди красавчик заводила играл с мужичком один на один за боковым столиком. В другой стороне Михаил увидел сидящего вполоборота к проходу мордастого, который заговаривал с ним о помятой рубашке. Там же, где-то ближе к купе проводника, разворачивалась более шумная групповая картежная игра. Мордастый, словно того и ждал, повернулся на взгляд Михаила и улыбнулся шире прежнего, подмигнув обеими глазами, мол, умылся уже, рубашку одернул и заправил в штаны, все чин чинарем, как же, надо, подъезжаем! И Михаил ответил тем же, улыбнулся, да, дескать, умылся…